Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

335
ВИДЫ
МЫШЛЕНИЯ
МЫШЛЕНИЕ
И
Ч
УВСТВЕННОЕ
ПОЗНАНИЕ
Одинаково твердое. Это за границами, за пределами возможности моего чувственно- го познания. Я не могу ответить на этот вопрос на основании вот этого взаимодей- ствия «я—объект» и «объект—я». Вот я взаимодействую с этим объектом и взаимо- действую с тем объектом и говорю, что они твердые, но не могу дифференцировать.
А вот теперь я, пожалуй, попробую. Я сделаю так: поцарапаю здесь и посмотрю —
нет царапины, а вот теперь наоборот: царапаю здесь — появилась царапина. Я что сделал? Я ввел, установил взаимодействие двух объектов и по изменению одного из них стал судить — высказал суждение — о свойстве другого. Вот этот предмет оказал- ся более твердым. Я этого не знал и не мог этого узнать. Это за пределами доступно- сти моих органов чувств.
Я не знаю, содержится ли такой-то или такой-то элемент в данном веществе и не могу этого узнать, потому что это вещество далеко от меня (допустим, это какая-то планета или некое небесное тело). Но спектрограмму я могу получить?
Могу. И вот передо мной развернутая спектрограмма. Я вижу черную линию — так это же водород, понимаете? Я по чему сужу? По воздействию на меня или по изме- нению какого-то явления, вызванного воздействием вот того объекта, который ста- новится объектом моего познания. Вы понимаете эту механику? Теперь я ее вопло- щаю в некоторую формулу: суть дела заключается в том, что мы судим по видимому о невидимом, по непосредственно воспринимаемому — о том, о чем мы непосред- ственно, не приведя в действие другую вещь, судить не можем. У нас нет для этого органов чувств.
Тогда и получается решение парадокса: ничего в мышлении нет, кроме того,
что было дано в ощущении, в восприятии, в познании. Но границы нашей чувст- вительности не являются границами познания, потому что, изучая взаимодейст- вия вещей, мы открываем те свойства, которые во взаимодействии «познающий субъект — объект» не открываются нам. Тогда-то и выясняется очень важная теоре- тическая мысль, которая была высказана Марксом в положении о том, что перво- начально мышление непосредственно вплетено в практическое действие. А дальше можно сделать другое замечание, может быть, даже и более сильное: собственно,
орудия и есть настоящая абстракция. Промышленное действие вообще уже есть эксперимент. Промышленное действие в широком смысле, производственное дей- ствие, отвлеченное от своего результата, есть эксперимент. Я имею в виду представ- ление о некотором результате, который я должен получить, вещественном предмет- ном результате моего предметного действия. Я могу, конечно, сразу перейти к действию с этим материалом, с предметом труда, рассчитывая получить известный продукт. Но ведь я же могу иначе. Я могу пробами отобрать, предварительно испы- тать его. И тогда это испытание будет — практическое действие или познаватель- ное? Если я сгибаю не для того, чтобы получить лук, а для того, чтобы посмот- реть, насколько гибкий этот материал, потому что можно его отбросить и избрать другой тоже с помощью проб. Так вот, покуда я не приступил к изготовлению —
это что? Это практическая деятельность или познавательная? Выходит, что познава- тельная. Она от чего отделена? От непосредственного продукта, который мне нужен.
Это случайно может совпасть, а может не совпасть. Я погнул — это недостаточно гибко, я погнул другое — это достаточно гибкое, подходящее, и я продолжаю его обработку. Я подвергаю безошибочному испытанию свойства предмета, свойства материала, от меня скрытые при непосредственном воздействии, чтобы этот позна- вательный элемент моего практического действия использовать. Я могу сделать экс- периментальный этап. Так начался эксперимент. Поэтому у Маркса мы встречаем мысль — промышленность и эксперимент есть первые формы, в которых проявля-

336
ЛЕКЦИЯ
35
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
ется человеческое мышление. Промышленное действие, трудовое действие и экспе- римент! Почему эксперимент? Это некое практическое действие, отделенное от не- обходимости получения практического результата, действие, направленное только на получение знания о пригодности или непригодности, упругости или неупругос- ти, твердости или нетвердости и так далее до бесконечности. Посмотрите, это ведь напоминает нам пробы на элементарных уровнях онтогенетического и филогенети- ческого развития. Только не пробы раскрывают особенности познавательного про- цесса, а, исходя из особенностей познавательного процесса, нужно понимать про- бы. Перевернуть проблему по сравнению с тем, какая стояла, например, в раннем бихевиоризме.
Я задам вспомогательный вопрос для вашей аудитории (исключительно в ди- дактических целях), чтобы быть совершенно ясно понятым.
Когда мы говорим, что идет действие с помощью проб и ошибок, то пробы хаотичны? Или не хаотичны? Даже на зоопсихологическом уровне? Перебор любого или только чего-то? Не хаотичны.
Вы поняли, в каком смысле проблема оказывается перевернутой? Они не хао- тичны, хотя могут быть показаны как хаотичные. Вот мне припоминается такая кар- тина: забор, у забора курица (курица, как известно, не относится к категории очень умных, а откровенно говоря, она ужасно глупая птица); но если вы ее ставите в сверхглупую ситуацию — вы начинаете гнать ее метлой или чем-то, она мечется туда- сюда и попадает в дырку, а тут вы, слава богу, и закончили размахивать вашей угро- жающей метлой. Вы повторяете опыт и постепенно что? Падает количество необхо- димых проб. Теоретически нам говорят, что есть какая-то кривая научения, а потом смотрят, действительно ли эта кривая всегда появляется. Если очень дурацкая ситуа- ция, то у животного это всегда появляется. Но чуть-чуть приблизьте ситуацию этого эксперимента к какой-то ситуации, которая похожа на жизненную, и вы увидите,
что в лучшем случае вы получаете некоторое начало кривой — вот это падение, а потом вдруг кривая вертикально падает и появляется решение с так называемыми
«хорошими ошибками». Вы просто вывели ее в ситуацию, которую теперь этолог при- знал бы подходящей для наблюдения над животными, то есть ситуацию, которая похожа не на ситуацию, скажем, обучения зайца игре на флейте, а, скорее, на обу- чение зайца игре на барабане. Вы ведь понимаете, в чем разница? Одно опирается на какой-то действующий механизм, а другое ни на что не опирается.
Значит, я бы сказал, совсем упрощая (товарищи, сегодня я с вами разгова- риваю, а не читаю лекцию; мне хочется дать эту идею по возможности яснее в са- мом начале), я настаиваю на том, что восприятие можно при некоторой фантазии сравнить с ударом по шару, который отправляется прямо в лузу на бильярде. А вот с мышлением труднее, хитрее: всегда «двойным ходом», всегда есть проникновение в межпредметные отношения. Вы посмотрите: предмет на меня может воздейство- вать только в меру того, для чего у меня есть органы — зрительно, как отражаю- щий световые лучи, механически при контакте, как вибрирующее тело (имея в виду упругие волны, которые достигают моего органа слуха), химическими своими свой- ствами (которые, впрочем, ограничены каким-то очень маленьким набором) на орган вкуса, обоняние. Ужасно маленькие кусочки выхватываются. А вот если я хочу узнать: слабокислый или слабощелочной раствор? Попробовал на вкус — не знаю.
Не могу сказать, так как пороги грубы. Бумажечку, пожалуйста, лакмусовую: поро- зовела, будьте любезны, это кислота, поголубела — это уже щелочь. Я по цвету сужу о химическом свойстве. Я по спектральной черной линии водорода сужу о его нали- чии, по одному сужу о другом. Я проверяю эти связи, я их развиваю, я определяю

337
ВИДЫ
МЫШЛЕНИЯ
МЫШЛЕНИЕ
И
Ч
УВСТВЕННОЕ
ПОЗНАНИЕ
правило движения по этим связям, и так возникает логика, потому что, если эти связи усложнять, объект отдаляется. Если он опосредствован многократно, то мне нужно пройти по этим путям опосредствования, а это невозможно сделать практи- чески, если не вступает в силу необходимое сознанию теоретическое мышление,
которое не опирается прямо на практические взаимодействия, как бы сложны и отдалены они ни были. Мы вынуждены пользоваться некой руководящей нитью,
чтобы не сбиться с пути, некоторым аппаратом. И этот аппарат, это средство, эта нить — это и есть логический аппарат, не дающий сбиться с пути, а, наоборот,
указывающий этот путь. Но процесс, по существу, остается тем же самым на любом уровне развития в любой форме. Не сразу видно эти сложные отношения — переход от «я—объект» к «я—суждение по изменению одного объекта о другом объекте». Мне нужно узнать высоту дерева, а между мной и деревом река. Холод стоит неимо- верный, и переплывать реку я вовсе не собираюсь, не собираюсь получать вос- паление легких. Да и вообще я не могу переплыть. Не умею плавать и нет подсобных средств. Дойти до этого дерева я не могу. А нужно мне доходить до него или нет?
Могу ли я заменить практический процесс измерения расстояния до дерева теоре- тическим? Да кто же не знает элементарную геометрию, которая учит вычислять эту величину? Могу. Для этого и есть теории и теоретическое мышление. Мы бес- конечно сокращаем путь. Мы включаем теоретические звенья, то, чем мы воору- жаем свое мышление, и определяем углы. Мы определили два угла, высчитали все остальное — и не надо переплывать реку. И это называется теоретическим расчетом.
Но сколько мы ни усложняем, какие абстракции мы ни ставим, какие гипо- тезы мы ни выдвигаем, они всегда имеют свою исходную чувственную точку. И всег- да сложный опосредствованный путь, прогнозирующий опять какую-то точку, по которой мы судим о правильности или неправильности прогнозируемого нами про- цесса. Поэтому хитрые абстрактные науки все равно остаются в пределах той функ- ции, которую они выполняют, они включаются внутрь этого процесса. Никогда ло- гика не может стать субъектом познания, никакая логика. Субъектом познания остается человек. Его действительным объектом является мир, реальность. И не толь- ко та реальность, которая способна оказывать свое прямое действие на его органы чувств, но также вся действительность, которая существует в виде взаимодействий.
А вот скрыта ли от человека та действительность, которая не обладает свойст- вом взаимодействовать с чем-то? Но такой действительности нет. Это не дейст- вительность, а «недействительность», отрицательная действительность, ибо всегда наблюдаются взаимодействия моментов мира. За взаимодействием есть сам мир,
правда? Больше ничего нет. Значит, невзаимодействующий мир есть вообще нон- сенс. И мир, не знающий взаимодействия, непознаваем. Но такого мира нет ни при каких условиях. На этом я заканчиваю введение в тему.

лекция 36
мышление и деятельность
Т
оварищи, у нас сегодня сложилась особенная ситуация. Она заключается в том, что на прошлой лекции я получил несколько записок с чрезвычайно суще- ственными вопросами, поэтому я принял решение (и я думаю, это правильно) се- годня посвятить наше время ответам на вопросы.
Дело в том, что записки все существенные, и у меня создалось впечатление,
что они требуют развернутого ответа, а может, даже и некоторых дополнительных вопросов, которые вызовут ответы. Нужно сделать небольшую паузу и немножко ос- мыслить тот материал, который был мной передан. Я принял такое решение из педа- гогических, прежде всего, соображений, вот и позвольте мне начать сегодняшнее за- нятие с ответов на эти вопросы.
Я привел вопросы, которые получил, в некоторую систему. Одна из записок гласит: «Вы дали следующее определение мышлению: мышление — это процесс, с помощью которого мы можем опосредствованно судить о том, что скрыто от нашего чувственного восприятия. Нет ли, — спрашивает товарищ, — в этом определении по- рочного круга? “Мыслить” и “судить” — термины, определяемые друг через друга.
Нет ли в этом определении формальной логической ошибки: определение неизвест- ного через неизвестное?»
Вопрос очень существенный. Он существенен сам по себе как вопрос об опре- делении мышления. Он также существенен, как вопрос об определениях вообще.
То определение, которое было мною дано и которое я процитировал по за- писке, — это одно из возможных определений мышления. Когда речь идет об опре- делениях вообще, то надо иметь в виду, что в любом определении — что бы мы ни определяли — содержится некоторое высказывание, которое не может исчерпать су- щества определяемого. С этой точки зрения оказываются справедливыми и такие оп- ределения, как например: «мышление представляет собой особенный вид деятель- ности» (правильно?) или: «мышление есть функция мозга субъекта». Правильно?
Правильно. «Мышление есть — теперь определение познавательное — процесс пе- рехода от незнания к знанию». Правильно? Правильно.
Я сформулирую простую общеизвестную мысль: определение не может исчер- пать существа предмета. И имеет (добавлю от себя) смысл только в отношении не- коей решаемой задачи. Какую же задачу решало данное определение, то, которое я процитировал по записке? Это определение отвечает конкретной задаче: специ- фицировать, то есть указать особенности этого класса процессов отражения реаль- ности. С самого начала был поставлен вопрос о мышлении как об отражении. Надо специфицировать, следовательно, этот вид или класс отражательных процессов в отличие от другого, очень широкого, класса процессов психического отражения,

339
МЫШЛЕНИЕ
И
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
а именно, от процессов чувственного восприятия, — вы помните, с чего я начал.
Когда мы говорим о психическом отражении, мы имеем дело прежде всего с не- посредственно чувственным отражением. И эта форма не исчерпывает все формы отражения. Возникает еще одна форма отражения, которую мы обычно называем мысленным, мыслительным отражением, или попросту мышлением — наряду с процессами восприятия. Они чем-то отличаются от процессов чувственного отраже- ния, от процессов ощущения и восприятия, с которыми мы имели дело в предше- ствующей части курса. Естественно, что нужно было найти то, что специфицирует мышление — в условиях необходимости отличить мышление от восприятия. И тогда дается ответ: мышление специфицируется своей опосредствованностью в отличие от непосредственности чувственного отражения. Значит, логического круга — опреде- ления неизвестного через неизвестное — здесь нет. Здесь есть указание на особенно- сти данной формы психического отражения. Оно выражено в определении, которое соотносится теперь с задачей: отличить восприятие, эту форму, от мышления. Вот почему я подробно говорил: можно взять в качестве критерия участие языковых зна- чений — это не критерий, потому что я преломляю видимое как бы сквозь призму значения, то есть передо мной не нечто черное, продолговатое и т.д., а что? мик- рофон, правда? белый лист бумаги? скрепка? Придание значения есть существен- ный момент восприятия, по крайней мере, человеческого восприятия. Значит, не это. Обобщенность? Неверно. Я не могу взять критерием обобщенность по той про- стой причине, что сами образы способны генерализоваться, хотя бы по типу гальто- новской фотографии, если следовать старым, наивным представлениям о чувствен- ном обобщении: наслаивание сходного с выделением общего, существенного —
одинакового в разных впечатлениях. Правда, это очень наивное представление, галь- тоновское. Я его привел в качестве иллюстрации, примера. Так, конечно, никакое обобщение не происходит. Так происходит фамильная фотография по Гальтону, то есть если вы много-много родственников снимаете на одну пластинку, каждый раз снимая с недодержкой так, что сумма выдержек будет включать и чувствительность материала, и освещенность объекта, то вы в результате получите некий генеричес- кий образ — фамильную фотографию — и вы увидите: что-то будет схвачено на фо- тографии — что-то общее в чертах лица, конфигурации (конечно, в одном масшта- бе надо снимать). И сотрется это индивидуальное. Ну, это, конечно, гальтоновское представление более чем наивно и не выдерживает никакой критики. Такое можно сделать, но не так строятся обобщения — не путем стирания редко представленно- го и усиления часто представленного. Не так ли? Это действительно некий генери- ческий образ, но такой очень своеобразный уровень обобщения, в отношении ко- торого можно даже ставить вопрос так: да существует ли оно, не выдумал ли его