Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 27.04.2024
Просмотров: 363
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Вот почему важно понять, преломить это мышление сквозь призму человечес- кой жизни, включить концептуальный аппарат деятельности, иначе оно ничего не получает в своем конкретном развитии. Вы видите, я начинаю сейчас защищать свою теорию деятельности, еще раз, в сотый раз доказывать эвристичность этой теории для исследования таких сложных процессов, как мышление.
Но монотонность (всюду деятельность, действия, операции и, наконец,
функции-реализаторы) нарушается вот чем: особенность мыслительного действия состоит в том, что оно происходит при неполных условиях. У меня не все условия
345
МЫШЛЕНИЕ
И
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
налицо. Это очень характерная черта, которая специфицирует мыслительную дея- тельность.
В действии мышления, как и в целом в мыслительной деятельности, существу- ет очень интересная ситуация, которой мы с вами будем заниматься и которая спе- цифицирует, нарушает монотонность, о которой я сейчас говорил: действие, реали- зация операции... Тут нас ждут неожиданности, и мы попробуем разобраться в этих неожиданностях, и такой раздел я задумал специально. Вот почему я не хочу торо- питься с мышлением, мне хочется сделать мышление психологическим, а не физио- логическим и не логическим и не философским. Тут суть в том, что в познавательных задачах существуют два решения: одно решение — открытие условий, другое — их использование и выполнение решения.
Эта очень сложная динамика резко отличает деятельность мыслительную, на- рушает монотонность. Тут масса возвратов, есть два решения и они повторяются на разных уровнях: на суперуровне мыслительной деятельности, деятельности мышле- ния; на уровне мыслительных актов, действий. Только на уровне операций они не могут повториться. Проиллюстрирую, что я хочу сказать. Вы, вероятно, знаете, что есть задачи программирования. Так вот, я хочу обратить ваше внимание на то, что при составлении программ имеются два разных программирования: одно — его мож- но так и назвать — это программирование для программиста; а другое — програм- мирование для машины программистом. Вам понятна разница? Вторая программа —
это про мышление или про операции? Про операции. А только первая программа есть познавательная. Программа для программиста не имеет вида программы. Она не той формы, какова программа для машины. Эта одна из иллюстраций, а я могу та- ких иллюстраций привести десятки. Я только хочу в связи с этим сказать: а что вы- полняет мыслящая машина? На каком уровне познавательные процессы идут в мыслящих логически машинах? Логические — это вычислительные, это компьюте- ры, и т.д. Ну, что же логические машины делают? Думают они все-таки или не ду- мают? Эти споры и дискуссии, вы, наверное, знаете, ведутся уже лет пятнадцать- двадцать. От первых логических машин. Это же терминологические дискуссии, они пусты и нелепы. Если бы наука регулировалась правилами игры, жестко фиксиро- ванными, то я бы ввел среди этих правил одно: прекратить всякую дискуссию о том, думают ли машины. Стройте машины и не спорьте о том, думают они или нет.
Теоретики машин давным-давно — лет десять тому назад — дали очень чет- кую формулу. И она не может быть опровергнута никакими эвристическими про- граммами, никакими другими дальнейшими шагами в развитии компьютеров. Вы всегда имеете дело с выполнением операций. Операций. Вот и все. И если вы теперь подумаете о всяких других программах, то это программы операций и машины их выполняют. Когда вы задаете программу отыскания операции, то это тоже «опера- ция по отысканию операции». Это непрерывный способ. Откуда же берутся эти про- граммы? Операции могут быть экстериоризированы, внешне выражены. В этом внеш- нем виде они передаются машинам. Вы, конечно, знаете, что машины не телепаты?
Узнать ваши мысли они не могут, они вне парапсихологии, бедные машины этого не умеют. Значит, им можно передать это только во внешнем виде. Неважно, в ка- кой форме.
А дальше там все интериоризируется. Вы же не видите ничего, правда? Внеш- ние и внутренние машинные процессы — это всегда сначала трансформация в опе- рацию, а потом передача. И тут — я знаю — некоторые математики, логики очень агрессивны по отношению к идее операции и сами при этом используют этот тер- мин, абсолютно однозначно определяя его и применяя.
346
ЛЕКЦИЯ
36
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
Вот тогда и начинается разговор явный: а что же мы, таким образом, отдаем машине? Всю ее исполнительную, так называемую операционную, часть, с кото- рой она справляется лучше, чем наша голова, потому что у нас медленный про- цесс и всякая дрема бесконечная. Она тоже врет, но меньше. Она нас вооружает. Но дело в том, что, по мере того как она нас вооружает, она высвобождает мышле- ние, а мышление начинает прогрессировать и, таким образом, порождать новые операции. И передача будет происходить постоянно. Они все время будут умнеть,
эти машины. А благодаря тому, что они все время будут усовершенствоваться, то мы будем от этого тоже все время умнеть и сочинять все новые и новые задачи и способы решения. Вот и идет движение.
А это движение, вы думаете, новое? Открытое в эпоху логических машин? Нет.
Это движение всегда существовало, но только, конечно, без этой техники, и поэто- му на другом уровне.
348
ЛЕКЦИЯ
37
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
В самом деле, что значит «существенность», когда говорят о свойствах? «Су- щественных» в каком отношении? Вот, наверное, у животного, в самых элементар- ных формах отражения можно найти ряд свойств, которые, наверное, существенней- шие для жизни, самые важные, правда? Значит, указание на существенность ничего не решает.
Поиск пищи и обнаружение ее в восприятии животного очень существенно,
но это, наверное, не та существенность, которая характеризует процесс мышления.
«Существенность» здесь в другом значении слова. Вот если бы вы мне сказали «в существе», то это уже немножко лучше. Но это описание. За ним не лежит никакой четкой мысли, никакого четкого определения. То же тем более относится к «глуби- не». «Глубина» противопоставляется поверхностности. А в каком смысле здесь «глу- бина»? Это ведь тоже требует объяснений, определения. Главное отличие мышления от восприятия, о котором я говорил в своем вступлении, не в обобщенности, не в мере существенности отражаемого в общем значении этого слова, не в том, что там отдельные предметы, а здесь они в связях, отношениях и в своих движениях, а в особом типе самого процесса познания, в типе обобщения, в характере протекания самого процесса, в особенностях операций, этот процесс реализующих, в особом богатстве и многообразии форм мыслительного процесса, процессов мышления.
Самое существенное, самое важное, что отличает мышление от восприятия,
состоит в опосредствованном характере результата познавательного процесса. Я в прошлый раз и дал такую условно упрощенную формулу этой опосредствованности.
В мышлении мы по тому, что открыто для нашей чувствительности, находим то,
что скрыто от чувственного восприятия. Вот эта опосредствованность и составляет коренное отличие мыслительного процесса от процесса восприятия.
И третья форма, в которой я могу выразить ту же самую мысль. Можно пред- ставить себе взаимодействие предметного мира и познающего субъекта. Это значит воздействие каких-то свойств объекта и действия с этим объектом самого субъекта.
А чем ограничено это взаимодействие? А оно ограничено очень просто: воздейство- вать на субъекта могут только те свойства предметной действительности, по отно- шению к которым существуют органы, способные отвечать на эти воздействия,
попросту говоря — органы чувств, органы чувствительности. Нечто отбрасывает све- товые лучи, и у организма есть соответствующий рецептор, чувствительный, иначе говоря, аппарат. Ну, а если это лучи другой части спектра? Если это невидимые глазом лучи? Там есть тепловые ощущения, которые будут вызывать реакцию. А если мы пойдем дальше, то окажется, что мы ничего посредством органов чувств не можем знать об этом свойстве, мы ничего не воспринимаем. Мы данное свойство чувственно отразить не в состоянии.
Мы так мало непосредственно воспринимаем в этом огромном спектре элек- тромагнитных волн, что найти здесь пример не представляет труда. Даже просто уль- трафиолетовые лучи, воздействующие на организм, который не имеет специальных чувствительных аппаратов, не вызывают ощущения. Мы их не видим. Другое дело,
что мы можем испытать на себе результат их воздействия в виде ожога кожи. Между прочим, мы можем видеть результат, но агент, который его вызывает, мы не мо- жем иметь предметом восприятия. Или, воспринимая объект, мы не можем его вос- принять в этом свойстве. Оно скрыто от непосредственного чувственного познания.
И проникновение, отражение этого свойства, познание его и есть переход к тому,
что мы называем более «глубоким» знанием. Я думаю, эта мысль понятна? Мы зна- ем, что в действительности очень многое мы не можем познать непосредственно с помощью наших органов чувств, воспринимая эту реальность. Не можем. И познаем.
349
ГЕНЕЗИС
Ч
ЕЛОВЕ
Ч
ЕСКОГО
МЫШЛЕНИЯ
Вот тут-то парадокс и выступает. Мы познаем эти скрытые от нас свойства объек- тивной действительности по воспринимаемым, то есть доступным нашему восприя- тию, изменениям других объектов, других свойств, под влиянием свойств воздей- ствующих, нами не воспринимаемых. Мне не нужно для того, чтобы узнать, что существуют, скажем, рентгеновские лучи, иметь орган восприятия, так как по по- чернению пластинки, по флюоресценции экрана я сужу о наличии или отсутствии этих лучей.
Мы не только знаем, что существуют ультрафиолетовые лучи, мы знаем боль- ше. Мы знаем, что мы их не воспринимаем непосредственно, а вот какие-нибудь муравьи их видят, то есть воспринимают непосредственно. Значит, это вне нашей чувствительности, но в диапазоне чувствительности какого-нибудь животного.
Можно себе представить животное, которое обладает таким набором ре- цепторов, такими возможностями чувственного отражения мира, которые где-то превосходят в этом отношении возможности человеческого организма, а где-то, на- против, дают дефицит. Словом, шкала возможностей, диапазон возможностей не всегда совпадает у живых существ. Но так как мы можем по воспринимаемому су- дить о невоспринимаемом, то это и есть процесс мышления. Наше сознание не ог- раничивается набором ощущений, возможностей всех рецепторов. Оно оказывается теперь безграничным, потому что когда я привожу во взаимодействие объект «А»
и объект «B» и по изменению объекта «B» сужу о свойстве объекта «А», скрытом от меня, от моей непосредственной чувственности, то эта связь перехода от одного к другому, эта возможность заключить по ощущаемому и воспринимаемому о не- доступном непосредственному познанию, может протягиваться как угодно далеко.
Мы можем вызвать такое изменение в объекте «B», которое обнаружится только через «C». И так через огромное количество связей. Ничем эта цепочка связей не ограничена.
Вы можете сказать, что этот длиннейший путь мышления тем замечателен,
что в развитии мышления возникают также и такие формы, которые укорачивают эти пути. И нам не нужно проводить эти длинные цепи испытаний. Мы идем по короткому пути. И загадка мышления есть загадка перехода от этого длинного тео- ретически намеченного пути, к сокращенному, необыкновенно короткому, так что у всякого обыкновенного думающего, мыслящего человека создается впечатление,
что мышление — это что-то совсем другое, вовсе отделенное от восприятия, имею- щее как бы другое происхождение, другой источник, и возникает это мышление как развивающееся из особого начала, другого совсем, чем то начало, из которого возникает наше непосредственное знание, иначе говоря, чувственное познание, что существует даже какая-то противоположность мысли и чувства (чувства в смысле чувствительности), мышления и восприятия. Иногда выходит и так, что развивают- ся концепции, исходящие из той предпосылки, что мышление, возвышаясь над вос- приятием, определяет даже и само восприятие: как мыслим, так и воспринимаем.
Два начала. Вот куда уходит наивная мысль, которая все же понимает, что мысли- тельный процесс не может быть редуцирован к простому движению в чувственных образах, представлениях, к их связям, к переходам от одного впечатления к друго- му впечатлению, от одного удержанного впечатления, то есть представления, к дру- гому. Что речь идет не о том, чтобы вычленить мышление из наслаивающихся друг на друга чувственных образов, не об обобщении по типу генерализации. Кстати, ча- сто обобщение на уровне восприятия, на уровне чувственности и описывается сло- вом «генерический образ». Некоторые психологи применяли этот термин, чтобы не говорить «понятие», так как под этим термином понимают словесное понятие. У
350
ЛЕКЦИЯ
37
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
животных генерический образ, а у человека сверх того и словесные понятия, кото- рые вмешиваются даже и в построение этих генерических образов, меняют их.
В этих рассуждениях, в этих философских размышлениях есть и правда и боль- шая неправда. А где мера, которой можно было бы измерить, чего здесь больше —
правды или неправды? Вот односторонность есть, и это мы можем сказать: одна сто- рона выхватывается, преувеличивается, и тогда возникают идеалистические представ- ления о понятии как о развивающемся, происходящем из особого начала, из логоса,
имеющем какую-то особую природу. Или другое преувеличение: мы знаем реальное материальное взаимодействие, есть предметная реальность, которая воздействует на наши органы чувств, и из этого воздействия самого по себе давайте попробуем выве- сти все наше знание, ни к чему другому не обращаясь. Тоже преувеличение, тоже из- вестная односторонность. И очень трудно преодолеть эти односторонности не словес- но, а в конкретном научном исследовании, то есть исследовании психологическом,
потому что психологам, занимающимся мышлением в его конкретном протекании как живого познавательного процесса, ничего из него не изымая, не нарушая его много- гранности и целостности, трудно выйти из этих противоречий, из этих столкновений,
если не утвердить несколько предварительных тезисов, не всмотреться, не вникнуть в некоторые важные для первоначального анализа факты.
Одним из важнейших фактов является факт, который можно назвать «фактом полиморфности мышления». Я поясню это хитрое иностранное слово. Надо вникнуть в тот факт, что мышление способно протекать в очень разных формах. Мышление многоформенно, многообразно по своему протеканию. Богатство этих форм и есть результат развития процессов мышления, а вовсе не дано с самого начала в тех его формах, которые обращают на себя внимание человека, прежде всего, человека ду- мающего. Ну, что мы можем сказать сразу о мышлении? Мы можем сказать о мыш- лении как о процессе внутреннем, прежде всего, как о процессе мышления рассуж- дающего, дискурсивного, логического, к тому же, по-видимому, словесного, потому что понятие имеет словесную природу. То есть мы видим одну форму очень развитую,
свойственную, разумеется, исключительно человеку, да и то человеку на определен- ной ступени исторического и онтогенетического развития. И эта форма как бы зак- рывает от нас другие формы. Вот почему так важно с самого начала увидеть мышле- ние в многообразии его форм. Трудность состоит в том, что развитие этих форм в истории протекает не так, что более примитивные ранние формы умирают и заменя- ются другими, более высокими, более поздними по своему формированию, возник- новению, то есть так, что происходит простая смена одних форм мышления другими.
Нет, дело обстоит более сложным образом. Генетически более ранние и более про- стые формы мышления не просто отмирают, исчезают в ходе дальнейшего развития.
Они сохраняются, но сохраняются уже в преобразованном, трансформированном виде. Это не геологические пласты, а целая многогранная система. Вот что мы имеем в конце развития. Логическое дискурсивное мышление, появляясь, не отменяет и не отбрасывает более ранние формы мышления. Оно вбирает их в себя, преобразует их,
трансформирует, но не порывает связей с ними. Конечно, размышляющий за своим столом философ может, естественно, отвлечься от тех умственных, интеллекту- альных познавательных задач, которые он непрерывно в своей жизни решает, и фиксировать все свое внимание на этой дискурсивности, на этом рассуждающем,
подчиняющемся строгим логическим законам и правилам, мышлении. И тогда это мышление действительно выступает на первый план как внутренний логический сло- весный — обычно так думают и это в какой-то мере правильно — процесс.
Но монотонность (всюду деятельность, действия, операции и, наконец,
функции-реализаторы) нарушается вот чем: особенность мыслительного действия состоит в том, что оно происходит при неполных условиях. У меня не все условия
345
МЫШЛЕНИЕ
И
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
налицо. Это очень характерная черта, которая специфицирует мыслительную дея- тельность.
В действии мышления, как и в целом в мыслительной деятельности, существу- ет очень интересная ситуация, которой мы с вами будем заниматься и которая спе- цифицирует, нарушает монотонность, о которой я сейчас говорил: действие, реали- зация операции... Тут нас ждут неожиданности, и мы попробуем разобраться в этих неожиданностях, и такой раздел я задумал специально. Вот почему я не хочу торо- питься с мышлением, мне хочется сделать мышление психологическим, а не физио- логическим и не логическим и не философским. Тут суть в том, что в познавательных задачах существуют два решения: одно решение — открытие условий, другое — их использование и выполнение решения.
Эта очень сложная динамика резко отличает деятельность мыслительную, на- рушает монотонность. Тут масса возвратов, есть два решения и они повторяются на разных уровнях: на суперуровне мыслительной деятельности, деятельности мышле- ния; на уровне мыслительных актов, действий. Только на уровне операций они не могут повториться. Проиллюстрирую, что я хочу сказать. Вы, вероятно, знаете, что есть задачи программирования. Так вот, я хочу обратить ваше внимание на то, что при составлении программ имеются два разных программирования: одно — его мож- но так и назвать — это программирование для программиста; а другое — програм- мирование для машины программистом. Вам понятна разница? Вторая программа —
это про мышление или про операции? Про операции. А только первая программа есть познавательная. Программа для программиста не имеет вида программы. Она не той формы, какова программа для машины. Эта одна из иллюстраций, а я могу та- ких иллюстраций привести десятки. Я только хочу в связи с этим сказать: а что вы- полняет мыслящая машина? На каком уровне познавательные процессы идут в мыслящих логически машинах? Логические — это вычислительные, это компьюте- ры, и т.д. Ну, что же логические машины делают? Думают они все-таки или не ду- мают? Эти споры и дискуссии, вы, наверное, знаете, ведутся уже лет пятнадцать- двадцать. От первых логических машин. Это же терминологические дискуссии, они пусты и нелепы. Если бы наука регулировалась правилами игры, жестко фиксиро- ванными, то я бы ввел среди этих правил одно: прекратить всякую дискуссию о том, думают ли машины. Стройте машины и не спорьте о том, думают они или нет.
Теоретики машин давным-давно — лет десять тому назад — дали очень чет- кую формулу. И она не может быть опровергнута никакими эвристическими про- граммами, никакими другими дальнейшими шагами в развитии компьютеров. Вы всегда имеете дело с выполнением операций. Операций. Вот и все. И если вы теперь подумаете о всяких других программах, то это программы операций и машины их выполняют. Когда вы задаете программу отыскания операции, то это тоже «опера- ция по отысканию операции». Это непрерывный способ. Откуда же берутся эти про- граммы? Операции могут быть экстериоризированы, внешне выражены. В этом внеш- нем виде они передаются машинам. Вы, конечно, знаете, что машины не телепаты?
Узнать ваши мысли они не могут, они вне парапсихологии, бедные машины этого не умеют. Значит, им можно передать это только во внешнем виде. Неважно, в ка- кой форме.
А дальше там все интериоризируется. Вы же не видите ничего, правда? Внеш- ние и внутренние машинные процессы — это всегда сначала трансформация в опе- рацию, а потом передача. И тут — я знаю — некоторые математики, логики очень агрессивны по отношению к идее операции и сами при этом используют этот тер- мин, абсолютно однозначно определяя его и применяя.
346
ЛЕКЦИЯ
36
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
Вот тогда и начинается разговор явный: а что же мы, таким образом, отдаем машине? Всю ее исполнительную, так называемую операционную, часть, с кото- рой она справляется лучше, чем наша голова, потому что у нас медленный про- цесс и всякая дрема бесконечная. Она тоже врет, но меньше. Она нас вооружает. Но дело в том, что, по мере того как она нас вооружает, она высвобождает мышле- ние, а мышление начинает прогрессировать и, таким образом, порождать новые операции. И передача будет происходить постоянно. Они все время будут умнеть,
эти машины. А благодаря тому, что они все время будут усовершенствоваться, то мы будем от этого тоже все время умнеть и сочинять все новые и новые задачи и способы решения. Вот и идет движение.
А это движение, вы думаете, новое? Открытое в эпоху логических машин? Нет.
Это движение всегда существовало, но только, конечно, без этой техники, и поэто- му на другом уровне.
лекция 37
генезис человеческого мышления
Ч
итая вводную лекцию о проблеме мышления, я говорил о том, что мыш- ление как психический процесс представляет собой процесс познавательный, про- текающий в особенной форме. Этот процесс отличается от непосредственно чувст- венного познания, от процессов восприятия. И это отличие прежде всего заключается в том, что мышление, как и восприятие, имея единственным своим источником ощущения, тем не менее переходит границы непосредственно чувственного отра- жения мира. Создается известный парадокс. Имея свою единственную основу, един- ственный источник, в чувственности, мышление дает больше, чем чувственность.
Процессы мышления отличны от процессов восприятия. Я об этом тоже гово- рил, как и о том, в чем состоят эти отличия. Последнее очень важно с самого начала иметь в виду, потому что недостаточно отчетливое различение восприятия и мышле- ния порождает в психологии ряд недоразумений, трудностей. Но общее состоит в том, что, как и у восприятия, источником мышления является чувственность, чело- веческие ощущения.
Другое общее, что не всегда подчеркивается, состоит в том, что, как и вос- приятие, мышление дает обобщенное отражение реальности. Образ, как и словесное понятие, является несомненным обобщением. Иногда указывают еще одну черту,
которая составляет общую черту мышления и восприятия. Как и восприятие, мыш- ление тоже имеет дело не с изолированной действительностью, а с действительнос- тью, с реальностью в ее связях, в ее отношениях, в движении.
Я это говорю к тому, что мне припоминаются какие-то тексты учебников по психологии, где в определении мышления было записано: «В отличии от восприятия,
которое дает образы, отражения предметов, мышление к тому же дает отражение связей, отношений, которые существуют в предметном мире, которые связывают между собой предметы». Это, конечно, совершенно наивное и ложное представление.
Конечно, и в восприятии, как и в мышлении, действительность отражается в ее свя- зях (а не как изолированность предметности) и в движении. Попросту говоря, и для восприятия и для мышления мир выступает, то есть отражается, так, как он суще- ствует в четырехмерном пространстве. В трех измерениях (так сказать, объемный мир,
пространственный мир) и во времени, или, что то же самое — в движении, в своих изменениях.
Значит, надо искать отличия в чем-то другом. Я опять возвращаюсь мысленно к тексту учебников, особенно популярных учебников, где указываются иногда эти особенности, описываемые понятиями и терминами «существенности» отражаемого и «глубины» отражения. Вы понимаете, что это описание нуждается в анализе.
генезис человеческого мышления
Ч
итая вводную лекцию о проблеме мышления, я говорил о том, что мыш- ление как психический процесс представляет собой процесс познавательный, про- текающий в особенной форме. Этот процесс отличается от непосредственно чувст- венного познания, от процессов восприятия. И это отличие прежде всего заключается в том, что мышление, как и восприятие, имея единственным своим источником ощущения, тем не менее переходит границы непосредственно чувственного отра- жения мира. Создается известный парадокс. Имея свою единственную основу, един- ственный источник, в чувственности, мышление дает больше, чем чувственность.
Процессы мышления отличны от процессов восприятия. Я об этом тоже гово- рил, как и о том, в чем состоят эти отличия. Последнее очень важно с самого начала иметь в виду, потому что недостаточно отчетливое различение восприятия и мышле- ния порождает в психологии ряд недоразумений, трудностей. Но общее состоит в том, что, как и у восприятия, источником мышления является чувственность, чело- веческие ощущения.
Другое общее, что не всегда подчеркивается, состоит в том, что, как и вос- приятие, мышление дает обобщенное отражение реальности. Образ, как и словесное понятие, является несомненным обобщением. Иногда указывают еще одну черту,
которая составляет общую черту мышления и восприятия. Как и восприятие, мыш- ление тоже имеет дело не с изолированной действительностью, а с действительнос- тью, с реальностью в ее связях, в ее отношениях, в движении.
Я это говорю к тому, что мне припоминаются какие-то тексты учебников по психологии, где в определении мышления было записано: «В отличии от восприятия,
которое дает образы, отражения предметов, мышление к тому же дает отражение связей, отношений, которые существуют в предметном мире, которые связывают между собой предметы». Это, конечно, совершенно наивное и ложное представление.
Конечно, и в восприятии, как и в мышлении, действительность отражается в ее свя- зях (а не как изолированность предметности) и в движении. Попросту говоря, и для восприятия и для мышления мир выступает, то есть отражается, так, как он суще- ствует в четырехмерном пространстве. В трех измерениях (так сказать, объемный мир,
пространственный мир) и во времени, или, что то же самое — в движении, в своих изменениях.
Значит, надо искать отличия в чем-то другом. Я опять возвращаюсь мысленно к тексту учебников, особенно популярных учебников, где указываются иногда эти особенности, описываемые понятиями и терминами «существенности» отражаемого и «глубины» отражения. Вы понимаете, что это описание нуждается в анализе.
348
ЛЕКЦИЯ
37
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
В самом деле, что значит «существенность», когда говорят о свойствах? «Су- щественных» в каком отношении? Вот, наверное, у животного, в самых элементар- ных формах отражения можно найти ряд свойств, которые, наверное, существенней- шие для жизни, самые важные, правда? Значит, указание на существенность ничего не решает.
Поиск пищи и обнаружение ее в восприятии животного очень существенно,
но это, наверное, не та существенность, которая характеризует процесс мышления.
«Существенность» здесь в другом значении слова. Вот если бы вы мне сказали «в существе», то это уже немножко лучше. Но это описание. За ним не лежит никакой четкой мысли, никакого четкого определения. То же тем более относится к «глуби- не». «Глубина» противопоставляется поверхностности. А в каком смысле здесь «глу- бина»? Это ведь тоже требует объяснений, определения. Главное отличие мышления от восприятия, о котором я говорил в своем вступлении, не в обобщенности, не в мере существенности отражаемого в общем значении этого слова, не в том, что там отдельные предметы, а здесь они в связях, отношениях и в своих движениях, а в особом типе самого процесса познания, в типе обобщения, в характере протекания самого процесса, в особенностях операций, этот процесс реализующих, в особом богатстве и многообразии форм мыслительного процесса, процессов мышления.
Самое существенное, самое важное, что отличает мышление от восприятия,
состоит в опосредствованном характере результата познавательного процесса. Я в прошлый раз и дал такую условно упрощенную формулу этой опосредствованности.
В мышлении мы по тому, что открыто для нашей чувствительности, находим то,
что скрыто от чувственного восприятия. Вот эта опосредствованность и составляет коренное отличие мыслительного процесса от процесса восприятия.
И третья форма, в которой я могу выразить ту же самую мысль. Можно пред- ставить себе взаимодействие предметного мира и познающего субъекта. Это значит воздействие каких-то свойств объекта и действия с этим объектом самого субъекта.
А чем ограничено это взаимодействие? А оно ограничено очень просто: воздейство- вать на субъекта могут только те свойства предметной действительности, по отно- шению к которым существуют органы, способные отвечать на эти воздействия,
попросту говоря — органы чувств, органы чувствительности. Нечто отбрасывает све- товые лучи, и у организма есть соответствующий рецептор, чувствительный, иначе говоря, аппарат. Ну, а если это лучи другой части спектра? Если это невидимые глазом лучи? Там есть тепловые ощущения, которые будут вызывать реакцию. А если мы пойдем дальше, то окажется, что мы ничего посредством органов чувств не можем знать об этом свойстве, мы ничего не воспринимаем. Мы данное свойство чувственно отразить не в состоянии.
Мы так мало непосредственно воспринимаем в этом огромном спектре элек- тромагнитных волн, что найти здесь пример не представляет труда. Даже просто уль- трафиолетовые лучи, воздействующие на организм, который не имеет специальных чувствительных аппаратов, не вызывают ощущения. Мы их не видим. Другое дело,
что мы можем испытать на себе результат их воздействия в виде ожога кожи. Между прочим, мы можем видеть результат, но агент, который его вызывает, мы не мо- жем иметь предметом восприятия. Или, воспринимая объект, мы не можем его вос- принять в этом свойстве. Оно скрыто от непосредственного чувственного познания.
И проникновение, отражение этого свойства, познание его и есть переход к тому,
что мы называем более «глубоким» знанием. Я думаю, эта мысль понятна? Мы зна- ем, что в действительности очень многое мы не можем познать непосредственно с помощью наших органов чувств, воспринимая эту реальность. Не можем. И познаем.
349
ГЕНЕЗИС
Ч
ЕЛОВЕ
Ч
ЕСКОГО
МЫШЛЕНИЯ
Вот тут-то парадокс и выступает. Мы познаем эти скрытые от нас свойства объек- тивной действительности по воспринимаемым, то есть доступным нашему восприя- тию, изменениям других объектов, других свойств, под влиянием свойств воздей- ствующих, нами не воспринимаемых. Мне не нужно для того, чтобы узнать, что существуют, скажем, рентгеновские лучи, иметь орган восприятия, так как по по- чернению пластинки, по флюоресценции экрана я сужу о наличии или отсутствии этих лучей.
Мы не только знаем, что существуют ультрафиолетовые лучи, мы знаем боль- ше. Мы знаем, что мы их не воспринимаем непосредственно, а вот какие-нибудь муравьи их видят, то есть воспринимают непосредственно. Значит, это вне нашей чувствительности, но в диапазоне чувствительности какого-нибудь животного.
Можно себе представить животное, которое обладает таким набором ре- цепторов, такими возможностями чувственного отражения мира, которые где-то превосходят в этом отношении возможности человеческого организма, а где-то, на- против, дают дефицит. Словом, шкала возможностей, диапазон возможностей не всегда совпадает у живых существ. Но так как мы можем по воспринимаемому су- дить о невоспринимаемом, то это и есть процесс мышления. Наше сознание не ог- раничивается набором ощущений, возможностей всех рецепторов. Оно оказывается теперь безграничным, потому что когда я привожу во взаимодействие объект «А»
и объект «B» и по изменению объекта «B» сужу о свойстве объекта «А», скрытом от меня, от моей непосредственной чувственности, то эта связь перехода от одного к другому, эта возможность заключить по ощущаемому и воспринимаемому о не- доступном непосредственному познанию, может протягиваться как угодно далеко.
Мы можем вызвать такое изменение в объекте «B», которое обнаружится только через «C». И так через огромное количество связей. Ничем эта цепочка связей не ограничена.
Вы можете сказать, что этот длиннейший путь мышления тем замечателен,
что в развитии мышления возникают также и такие формы, которые укорачивают эти пути. И нам не нужно проводить эти длинные цепи испытаний. Мы идем по короткому пути. И загадка мышления есть загадка перехода от этого длинного тео- ретически намеченного пути, к сокращенному, необыкновенно короткому, так что у всякого обыкновенного думающего, мыслящего человека создается впечатление,
что мышление — это что-то совсем другое, вовсе отделенное от восприятия, имею- щее как бы другое происхождение, другой источник, и возникает это мышление как развивающееся из особого начала, другого совсем, чем то начало, из которого возникает наше непосредственное знание, иначе говоря, чувственное познание, что существует даже какая-то противоположность мысли и чувства (чувства в смысле чувствительности), мышления и восприятия. Иногда выходит и так, что развивают- ся концепции, исходящие из той предпосылки, что мышление, возвышаясь над вос- приятием, определяет даже и само восприятие: как мыслим, так и воспринимаем.
Два начала. Вот куда уходит наивная мысль, которая все же понимает, что мысли- тельный процесс не может быть редуцирован к простому движению в чувственных образах, представлениях, к их связям, к переходам от одного впечатления к друго- му впечатлению, от одного удержанного впечатления, то есть представления, к дру- гому. Что речь идет не о том, чтобы вычленить мышление из наслаивающихся друг на друга чувственных образов, не об обобщении по типу генерализации. Кстати, ча- сто обобщение на уровне восприятия, на уровне чувственности и описывается сло- вом «генерический образ». Некоторые психологи применяли этот термин, чтобы не говорить «понятие», так как под этим термином понимают словесное понятие. У
350
ЛЕКЦИЯ
37
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
животных генерический образ, а у человека сверх того и словесные понятия, кото- рые вмешиваются даже и в построение этих генерических образов, меняют их.
В этих рассуждениях, в этих философских размышлениях есть и правда и боль- шая неправда. А где мера, которой можно было бы измерить, чего здесь больше —
правды или неправды? Вот односторонность есть, и это мы можем сказать: одна сто- рона выхватывается, преувеличивается, и тогда возникают идеалистические представ- ления о понятии как о развивающемся, происходящем из особого начала, из логоса,
имеющем какую-то особую природу. Или другое преувеличение: мы знаем реальное материальное взаимодействие, есть предметная реальность, которая воздействует на наши органы чувств, и из этого воздействия самого по себе давайте попробуем выве- сти все наше знание, ни к чему другому не обращаясь. Тоже преувеличение, тоже из- вестная односторонность. И очень трудно преодолеть эти односторонности не словес- но, а в конкретном научном исследовании, то есть исследовании психологическом,
потому что психологам, занимающимся мышлением в его конкретном протекании как живого познавательного процесса, ничего из него не изымая, не нарушая его много- гранности и целостности, трудно выйти из этих противоречий, из этих столкновений,
если не утвердить несколько предварительных тезисов, не всмотреться, не вникнуть в некоторые важные для первоначального анализа факты.
Одним из важнейших фактов является факт, который можно назвать «фактом полиморфности мышления». Я поясню это хитрое иностранное слово. Надо вникнуть в тот факт, что мышление способно протекать в очень разных формах. Мышление многоформенно, многообразно по своему протеканию. Богатство этих форм и есть результат развития процессов мышления, а вовсе не дано с самого начала в тех его формах, которые обращают на себя внимание человека, прежде всего, человека ду- мающего. Ну, что мы можем сказать сразу о мышлении? Мы можем сказать о мыш- лении как о процессе внутреннем, прежде всего, как о процессе мышления рассуж- дающего, дискурсивного, логического, к тому же, по-видимому, словесного, потому что понятие имеет словесную природу. То есть мы видим одну форму очень развитую,
свойственную, разумеется, исключительно человеку, да и то человеку на определен- ной ступени исторического и онтогенетического развития. И эта форма как бы зак- рывает от нас другие формы. Вот почему так важно с самого начала увидеть мышле- ние в многообразии его форм. Трудность состоит в том, что развитие этих форм в истории протекает не так, что более примитивные ранние формы умирают и заменя- ются другими, более высокими, более поздними по своему формированию, возник- новению, то есть так, что происходит простая смена одних форм мышления другими.
Нет, дело обстоит более сложным образом. Генетически более ранние и более про- стые формы мышления не просто отмирают, исчезают в ходе дальнейшего развития.
Они сохраняются, но сохраняются уже в преобразованном, трансформированном виде. Это не геологические пласты, а целая многогранная система. Вот что мы имеем в конце развития. Логическое дискурсивное мышление, появляясь, не отменяет и не отбрасывает более ранние формы мышления. Оно вбирает их в себя, преобразует их,
трансформирует, но не порывает связей с ними. Конечно, размышляющий за своим столом философ может, естественно, отвлечься от тех умственных, интеллекту- альных познавательных задач, которые он непрерывно в своей жизни решает, и фиксировать все свое внимание на этой дискурсивности, на этом рассуждающем,
подчиняющемся строгим логическим законам и правилам, мышлении. И тогда это мышление действительно выступает на первый план как внутренний логический сло- весный — обычно так думают и это в какой-то мере правильно — процесс.