Файл: Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев.pdf

386
ЛЕКЦИЯ
40
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
чему. Шепот исчезает, все остальные компоненты остаются. Она тоже имеет свои эфферентные концы. Это тоже строится по типу реакции, но реакции явно невиди- мой. И тогда мы имеем дело с внутренней речью. Значит, с этой точки зрения, и с обобщениями ничего, собственно, не происходит. Они включаются теперь, приобре- тая внутреннюю форму, они сохраняются в этой внутренней форме и образуют со- держания, которые движутся и развертываются в мышлении. Мышление становится внутренним процессом. Эти обобщения становятся теперь внутренними образами, но особого порядка, не предметными. Словом, происходит то, что называется интерио- ризацией. Термин «интериоризация» применялся и Пиаже, и Выготским, правда,
первоначально мы говорили о «вращивании», употребляли образное выражение. Про- сто избегали иностранного слова.
Итак, процесс становился внутренним и внутренними становились — без внешнего своего выражения — и сами понятия. Существо дела, однако, сохранялось,
потому что, несмотря на все изменения, ничего иного, кроме этого движения по- нятий, мы не можем там открыть. А существенные изменения тоже описывали очень хорошо. В отличие от наивных схем бихевиористов (я имею в виду схемы Уотсона, в частности) появлялись гораздо более развернутые представления, например, под- черкивалось, что речевой процесс, само это движение значений приобретает крайне сокращенный вид. Мысль шла дальше — не только сокращенный, но и автоматизи- рованный, то есть окончательно, простите меня за это слово, задолбленный, стерео- типизированый, стереотипно идущий, значит, жесткий или, во всяком случае дос- таточно жесткий. И, наконец, сокращению подвергалась и внешняя сторона. Для того чтобы быть носителем понятия, слово может не сохраняться в своем языковом виде.
Оно сокращается даже с точки зрения внешнего, фазического облика. Эти сокраще- ния напоминают сокращения в стенографии. Сжатый значок, какое-то очень сжатое представление, к тому же не звучащее во внутреннем слухе.
И, наконец, грамматика меняется. Она тоже существенно сокращается. Она начинает сокращаться по типу возвращения, если можно так выразиться, грамма- тики к симпраксической речи, то есть речи, непосредственно включенной в прак- тическое действие, где не нужно, например, обозначать логический субъект, а мож- но ограничиться предикатом. Выготский любил говорить, что если вы подъезжаете к вокзалу и слышите уже сигнал отправившегося поезда, то вам достаточно сказать своему спутнику, вместе с которым вы опаздываете на этот поезд: «Ушел», то есть вы опоздали. С этой идеей о предикативности внутренней речи и, следовательно, об ограниченности в этом отношении развертывания самого понятия, мысли, пробо- вали полемизировать до необычайности неудачно. Я припоминаю одну статью, где говорилось, что внутренняя речь — как мысль, как же она может быть предикатив- ной? Она субъектна. Почему сказуемое? Это подлежащее. Смотрите, какая подмена происходит в критике.
Герой Толстого наутро просыпается с одной мыслью, с одним словом «Катю- ша». Но ведь это же не субъект. «Катюша» есть предикат, потому что это ответ на воп- рос: «Что случилось?» — по той формуле, которую приводит Выготский в своих ра- ботах. Раздается звук падающего тела, падающей вещи, а ваш собеседник гово- рит: «Часы», потому что возникает симпраксический вопрос, что упало, что надела- ло шум — часы или какой-либо другой предмет. По грамматической форме это под- лежащее, но логически это сказуемое. Это то, что высказывается о чем-то, а не то, о чем идет высказывание, не указание на то, о чем идет речь. Словом, был открыт про- цесс трансформации, сокращение фонетическое, сокращение грамматическое.

387
ПОНЯТИЕ
РАЗВИТИЕ
ОБОБЩЕНИЙ
В
ОНТОГЕНЕЗЕ
Отсюда возникла идея, которая сейчас пользуется широкой популярностью среди психологов. Эта идея о том, что в сущности переживание внезапности найден- ного решения, на котором настаивают очень многие старые авторы, является резуль- татом именно этих трансформаций, то есть крайней автоматизации, сокращения. Ка- жется озарением, как бы внезапным нахождением, «ага-реакцией» то, что на самом деле скрыто, но в то же время мгновенно развертывается по следам установившихся связей и установившихся операций значения.
В этом есть своя правда, но она не снимает проблему мысли и слова. Под ней всегда скрывается проблема мысли и словесного значения, потому что, когда мы говорим «мысль и слово», мы разумеем, конечно, не оболочку словесную, а его содержание. А что называется содержанием слова? Это и есть понятие, то, что мы традиционно называем значением слова. Вот почему я, как и Лев Семенович Вы- готский, не хочу различать значение и понятие. Я делаю это по очень простым ос- нованиям. Дело все в том, что это различение должно быть сделано, но оно перехо- дит за границы непосредственно психологического анализа. Это, скорее, проблема логическая. Поэтому когда мне говорят, что это понятие не может быть выражено в одном слове, то это меня не смущает. Тогда я за значение слова, за эту единицу,
принимаю значение выражения. Это не имеет решающего значения для нашего воп- роса. Это имеет важное значение для других наук: для логики, по-видимому, для семиотики и семантики, для наук, детализирующих эту проблему обобщений и сло- весных обобщений, слова и того, что несет в себе слово, его значений или смысла слова и их единиц, их членений. Но это, повторяю, членение внутри более общего,
более грубо взятого, и тогда при этом огрублении нет оснований, нет необходимо- сти, вернее, крайнего различения понятий и значений. Можно говорить «значение слова», понимая «обобщение, которое словесно выражено».
Итак, мысль и слово — грандиозная проблема! Я думаю, что эта проблема дей- ствительно является ключевой. Я думаю, больше того! Я думаю, что проблема мысли и слова есть проблема, представляющая собой пробный камень всякой психологичес- кой теории мышления. И еще более того — я думаю, что от решения этой проблемы зависит судьба дальнейшего развития психологии познавательных процессов. Я имею в виду высшие опосредствованные процессы, то есть процессы мышления.
Часто говорят, что есть много способов неправильно решать проблемы, но су- ществует только единственный способ решать любую проблему правильно. Я думаю,
что здесь мы сталкиваемся с исторически сложившейся ситуацией, когда кажется,
что дело обстоит как раз наоборот. Очень легко указать один способ решения пробле- мы, который закрывает пути решения. Трудно перечислить те различные пути, кото- рые открывают путь к дальнейшей разработке этой центральной проблемы.
Какое же это решение, которое закрывает эти пути? Это решение заключает- ся в отождествлении мышления и внутренней речи, словесного понятия и понятия.
А ведь, собственно, дело началось давным-давно в истории с ответа на воп- рос о слове и мысли, в котором мы с большим трудом продвигаемся. Ответ был та- кой: мысль — чистое понятие, действительное содержание, что касается слова и сло- весного процесса, то это одежда понятия, одежда мысли, то есть то, что образует только оболочку. Это было крайне идеалистическое понимание дела. И, собственно,
идеалистическая философия на этом настаивала и идеалистическая психология тоже.
Вот где лежит движущее начало. Вот где лежит источник. А дальше — это выражение.
Но ведь мы только что видели, что естественнонаучно настроенная, на экс- периментальном методе воспитанная психология пошла по противоположному пути,
начала исследование словесных операций, чтобы проникнуть в саму мысль. Интерио-

388
ЛЕКЦИЯ
40
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
ризация казалась тем путем, по которому идет становление мысли. Следовательно,
там лежит природа мышления, природа мысли: в общении, в усвоении. Фиксация этого сокращения, автоматизации — вот она, настоящая мысль, которая вырисо- вывается перед вами. Выготский был осторожнее, выступая против идей о речи как об одежде мыслей, о слове как об одежде понятия, что то же самое. Он вместе с тем, как вы, вероятно, знаете, очень остро, хотя и в очень своеобразной форме
(своеобразной не в смысле того, что она была замаскирована, нет, в очень откры- той, острой и серьезной форме, очень своеобразно выраженной, неким особым языком, он даже как бы менял язык, когда подходил к этой проблеме), высказы- вал ту точку зрения, что если внутренняя речь есть действительный дериват речи внешней и слово-понятие есть дериват внешнего слова, имеющего свое значение,
то мысль, тем не менее, не совпадает с речью, а понятие, именно поэтому, не совпадает по своей психологической характеристике со значением слова. Оно еще должно найти это значение слова для себя, как мысль должна для себя найти свое собственное существование во внутренней речи, а затем и коммуницироваться, то есть развернуться в речь внешнюю. Аргументация была сильнейшей. Но сию аргу- ментацию я изложу в следующий раз.

лекция 41
проблема целеобразования
Я
в прошлый раз остановился на той мысли, что чрезвычайно важным мо- ментом творческой мыслительной деятельности является процесс, который можно было бы назвать процессом целеобразования. Этот процесс чрезвычайно мало изучен уже в силу того простого факта, что в подавляющем большинстве случаев психоло- гическое исследование начинается с постановки задачи, с известной инструкции, а это значит — с постановки цели, то есть с указания того результата, который дол- жен быть достигнут испытуемым. Эта проблема постановки цели вытекает из того,
что если мотив творческой познавательной деятельности побуждает эту деятельность и вместе с тем определяет общую ее направленность, то еще остается задача наме- тить, открыть те цели, достижение которых ведет к осуществлению деятельности,
побуждаемой соответствующим мотивом, и тем самым, разумеется, к удовлетворе- нию потребности. Я также отметил и то, что проблема целеобразования состоит в том, что следует изобрести цель. Цели своих действий человек находит во внешней действительности, в окружающем его мире, и, таким образом, речь идет не об изоб- ретении цели, когда мы говорим о целеобразовании, а об открытии этой цели, о нахождении ее. Процесс этот является гораздо более сложным, чем он кажется на первый взгляд, и если говорить о творческой, научной, то есть мыслительной, дея- тельности, то сложность этого процесса выступает особенно явно, и я в прошлый раз остановился на том, что положение это более всего можно показать на анализе раз- вития творческой познавательной деятельности исследователей. Я даже назвал имена великих ученых, у которых процесс целеобразования происходил очень по-разному и поэтому сопоставление их научных биографий в этом отношении очень иллюстра- тивно. Первое имя, которое я назвал, — это Ч.Дарвин. Я напомню вам, что Дарвин родился в 1809 году. Дату эту я указываю потому, что, возможно, мне придется ссы- латься на даты его открытий, его работы, его деятельности. Даты, которые полезно сопоставить с его возрастом. Итак, несколько слов о биографии Дарвина, взятой со стороны целеобразования.
В 1818—1825 годах Дарвин учится в классической школе, изучает там древние языки, географию, историю. Это была школа «классическая», так сказать, «академи- ческая» средняя школа, и Дарвин оценил ее влияние следующими словами: «Ничто не могло бы оказать худшего влияния на развитие моего ума, чем школа д-ра Бат- лера»
1
. «Как средство образования она была для меня пустым местом»
2
, — вспомина-
1
Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера (автобиография). М., 1957. С.46.
2
Там же.

390
ЛЕКЦИЯ
41
МЫШЛЕНИЕ
И
РЕ
Ч
Ь
ет он в 1876 году, то есть уже в преклонном возрасте. «Легко давалось мне, — вспо- минает Дарвин, — заучивание стихов, я восхищался прозой, одами Горация. Когда я кончал школу (в это время Дарвину было 16 лет), я не был для своих лет ни очень хорошим, ни плохим учеником; кажется, все мои учителя и отец считали меня весьма заурядным мальчиком, стоявшим в интеллектуальном отношении, по- жалуй, даже ниже среднего уровня»
1
. Отец его, выдающийся человек своего време- ни, очень образованный врач, говорил так: «Ты ни о чем не думаешь, кроме охо- ты, собак и ловли крыс; ты опозоришь себя и всю нашу семью»
2
, — вспоминает
Дарвин позже. «Я нахожу, — писал сам Дарвин, — что единственными моими качествами, которые уже в то время подавали надежду на что-либо хорошее в бу- дущем, были сильно выраженные и разнообразные вкусы, большое усердие в осу- ществлении того, что интересовало меня, и острое чувство удовольствия, кото- рое я испытывал, когда мне становились понятными какие-либо сложные вопросы или предметы»
3
. Дарвин любил читать, читал разнообразные книги, часами — пи- шет он — просиживал за Шекспиром, читал других поэтов, Байрона, например;
любил природу и очень много упражнялся в меткости, пользуясь для этого такими приемами, как «методика прицеливания» и, так сказать, стрельбы (условной, ко- нечно) в зеркале, гашения, тушения свечи и так дальше. Коллекционировал мине- ралы, но делал это совершенно не научно, пишет Дарвин. Собирал насекомых, наб- людал за повадками птиц. Сильно интересовала его химия. В 1825 году поехал в Эдинбург, готовился стать врачом. «Впрочем, лекции были невыносимо скуч- ны»
4
, — писал Дарвин в то время. В процессе занятий в Эдинбурге у него выраба- тывается отрицательное отношение к медицине.
Кстати, любопытно и еще одно замечание Дарвина, которое важно для пони- мания дальнейшего, — это принятое им в ту пору решение: «Никогда, никогда, пока я буду жив, не читать книг по геологии и вообще не заниматься этой наукой»
5
Отец узнает, что Чарльз Дарвин не хочет быть врачом, и боится, что он прев- ратится в простого любителя спорта или охоты. Такая будущность, — замечает
Дарвин, — казалась ему вероятной. Наконец, перед Дарвином открывается новая возможность, новая жизненная перспектива: возникает предложение стать свя- щенником, и Дарвин дает согласие. Впрочем, это не состоялось. «Желания эти мое- го отца, — писал Дарвин, — умерли естественной смертью, когда я, закончив образование в Кембридже, принял участие в экспедиции на “Бигле”»
6
. Вы знаете, это —
корабль, на котором Чарльз Дарвин совершил свое первое большое путешествие.
Кстати, к этому моменту Дарвин заканчивает полностью свое образование в
Кембридже и получает степень бакалавра искусств. Впрочем, кончает без особого блеска, ибо занимает десятое место по успеваемости. Вот в конце «кембриджского»
периода, то есть в начале 30-х годов, Дарвин начинает интересоваться изучением геологии. Помните обещание никогда не интересоваться геологией? Итак, посмот- рите, к концу завершения высшего образования Дарвин оказывается в ситуации полной неопределенности.
1
Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера (автобиография). М., 1957. С.46.
2
Там же. С.47.
3
Там же. С.59.
4
Там же. С.62.
5
Там же. С.69.
6
Там же. С.73.

391
ПРОБЛЕМА
ЦЕЛЕОБРАЗОВАНИЯ
Единственное, что возникает (и вот на это я хотел бы обратить ваше вни- мание) — это мотивация, ведущий его мотив, если можно так выразиться, или главный мотив. Сам Дарвин писал об этом так: «У меня было (это к моменту завер- шения высшего образования и согласия принять участие в путешествии на знаме- нитом “Бигле”) и честолюбивое желание занять известное место среди людей на- уки — не берусь судить, был ли я честолюбив более или менее, чем большинство моих собратьев по науке»
1
. Я подчеркнул это обстоятельство потому, что тот же са- мый мотив — занять известное место в науке — мы находим и у другого исследова- теля, о котором я сегодня тоже буду кратко говорить — у Пастера.
Вот видите, какая неопределенность: занять известное место в науке — зна- чит готовность отказаться от спорта, охоты, беспредметного коллекционирования и прочее, значит готовность получать образование — и он его получает. Попытка за- ниматься медициной не приводит к успеху, отказывается от геологии, больше скло- няется с юных лет к поэзии, художественной литературе. Неопределенность. Что может создать это стремление, этот мотив — «завоевать место в науке»? Некоторую зону целей, но из этого ведущей цели, главной цели не вытекает. Она, как вы види- те, не найдена. И когда Дарвин согласился с предложением капитана Фицроя отп- равиться на «Бигле» (это было в 1831 году, и продолжалось это путешествие 5 лет,
до 1836 года, это и есть знаменитая «пятилетка» Дарвина на «Бигле»), он был по- ставлен перед необходимостью заниматься разнообразными разделами естествозна- ния, при этом особенно большое значение имели геологические и частью зоологи- ческие исследования. Именно потому, что ему предоставлялась возможность заняться геологией (той самой геологией, от которой он отказывался на всю жизнь, по его словам) — эта необходимость привела его к углубленному изучению тогдашнего крупного авторитета в геологии и создателя, так сказать, генетического подхода,
точнее, исторического, к земной поверхности, к ее формированию, — у знамени- того Лайелля.
Его книгу он взял с собой в путешествие. Я не буду обременять вас цитата- ми, которые я приготовил, они очень ярко выражают то, что я говорю обыденны- ми словами, недостаточно выразительными. Вероятно, у него даже вызревает какая- то неопределенная тенденция что-то писать, что-то готовить, и, прежде всего, он пишет дневник, научный дневник путешествия на «Бигле». Вот этот дневник явля- ется очень поучительным с точки зрения целеобразования. Внимание Дарвина, как я уже говорил, прежде всего обращают на себя явления геологические, и в дневни- ке он делает довольно подробные описания своих геологических наблюдений, за- метьте: геологических, более того, посылает в Англию части своего дневника, и узнает наконец, что выдержки из его геологических записей, сделанных на «Биг- ле», были доложены в Академии, в Королевском обществе, и небольшим тиражом напечатаны. Надо сказать, для Дарвина это было своеобразным жизненным экспе- риментом проверки его действительных мотивов, но я здесь не могу не обратиться к источникам. «Моя коллекция ископаемых животных, которая была переслана мною Генсло (тому ученому, который публиковал выдержки из его дневника), так- же вызвала большой интерес палеонтологов»
2
. Прочитав это письмо, то есть пись- мо, извещавшее его о публикации, об известном интересе к ней, Дарвин пишет в
1
Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера (автобиография). М., 1957. С.94.
2
Там же. С.97.