Файл: Копелевич, Ю. Х. Возникновение научных академий. Середина XVII - середина XVIII в.pdf

И. Ньютон.

C портрета Г. Кнеллера.

так как такое образование во Франции было доступно почти исключительно аристократам.

В протоколе первого заседания 22 декабря 1666 г. за­ писано решение впредь собираться два раза в неделю — по средам заниматься математикой, по субботам — физи­ кой, «но поскольку между этими двумя науками суще­ ствует связь, то постановили, чтобы компания не делилась

ичтобы все присутствовали на ассамблеях в указанные дни» [96, с. 8—9]. Собрания проходили в библиотеке ко­ роля. «Опыты, — пишет Ж. Бертран [96, с. 5—6], — зара­ нее выбранные и обсужденные, должны были делаться со­ вместно в лаборатории, примыкающей к королевской биб­ лиотеке, где проходили собрания». Король объявил себя протектором Академии и приказал отчеканить медаль со своим профилем и легендой: «Королевская академия наук учреждена во имя исследования природы и усовершен­ ствования искусств 1666».3*7Эта медаль с профилем короля

иизображением Минервы — выразительная символизация двойственной сущности Академии как учреждения науч­ ного и королевского.

Лица, принятые в число академиков, получали жало­

ванье. Кроме штатных академиков, избирались нештат­ ные, отечественные и иностранные, а при академиках могли быть ученики — элевы. Но статус всех этих катего­ рий не был четко определен до принятия Устава 1699 г.

В Парижской академии не было должности куратора экспериментов и вообще не существовало такой практики, чтобы один из академиков ведал научными инструмен­ тами и подготовкой всех опытов, как это было принято в Лондонском королевском обществе. Опыты и инстру­ менты готовили адъюнкты, видимо, каждый по указанию своего «патрона». В литературе по истории Академии высказывается мнение, что причина здесь простая — во Франции не нашлось второго Роберта Гука. Очевидно,

фоль [209, V. I, с. 61] считает, что в названии Парижской акаде­ мии и в ее структуре впервые появляется понятие «sciences» как единение физико-математических и естественных наук, в то время как в Лондонском королевском обществе они получали еще натур­ философское толкование.

отводилось ему в Лондонском обществе в ранние его годы, а продвинувшаяся дифференциация наук затрудняла воз­ можность для одного лица ведать всеми опытами. Каж­ дый ученый ставил опыты со своими помощниками, остальные же академики не были равноправными участ­ никами как в Лондоне, а лишь судьями и консуль­ тантами.

Необходимо учитывать также, что парижские акаде­ мики, в отличие от «основателей» Лондонского общества, не были противниками обобщающей спекулятивной теории. Хотя впоследствии Фонтенель писал, что академики стремились не допускать господства какой-либо системы, исключающей другие, и всегда иметь двери открытыми для истины [137, с. 27], однако в большинстве своем они были, с теми или иными вариациями, убежденные карте­ зианцы. Это определяло в известной мере их критическое отношение к экспериментальному методу как господ­ ствующему методу науки. Так, например, философ-карте­ зианец Мальбранш в книге «Поиски истины» (1674) на­ падает на увлечение курьезными и «полезными» опытами, критикует небрежность и неточность многих наблюдений, склонность делать слишком поспешные и широкие вы­ воды из единичных фактов [208, с. 221].

За 33 года, прошедших от основания Академии до принятия ее первого регламента, состав академиков почти полностью обновился. Из 21 академика, которые значи­ лись в первом списке, до нового столетия дожили лишь двое — математик и казначей Академии Антуан Купле и ее постоянный секретарь Жан Батист Дюамель. За эти же годы вновь были избраны 41 академик. Самым значитель­ ным приобретением для Академии этого периода было, бесспорно, приглашение в 1669 г. из Италии Джованни Доминико Кассини, который взял па себя руководство не­ давно построенной обсерваторией и возглавлял все астро­ номические работы в Париже в течение более 40 лет. Обсерватория стала центром не только этих работ, по вообще всей жизни Академии. В 1672 г. Пикар приобрел в Дании рукописные наблюдения Tnxo Браге. Возвра­ щаясь в Париж, он привез с собой молодого астронома Оле Рёмера, который стал ближайшим помощником Кас­ сини. Позднее, в 1694 г., в число академиков были при­ няты семнадцатилетний сын Кассини Жак, а также его племянник Джакомо Филиппо Маральди. Вместе с фран­

98

имела, и книга Дюамеля в какой-то мере восполпяла и этот недостаток. Дюамель пишет, что он дает лишь крат­ кие извелечения о работах, так как публика неохотно чи­ тает длинные комментарии [128, с. 10].

Воздав во вступительной части хвалу Фрэнсису Бэ­ кону, «начертавшему план обновления естественных наук» посредством наблюдений, а также первым французским проповедникам экспериментальной философии, Дюамель переходит к последовательному рассказу обо всех важных событиях в жизни Академии, об опытах и докладах в ака­ демическом собрании. Читая о парижских опытах по фи­ зике, химии и биологии, в особенности в первые годы, мы можем заметить много общего с Лондонским королевским обществом. Здесь изучают явление замораживания, увели­ чения веса тел при обжиге, повторяют бойлевы опыты по кристаллизации солеи [128, с. 14, 19], Гюйгенс ставит опыты с пневматическим насосом Герике п Бойля по на­ блюдению физических явлений в вакууме [128, с. 36], вместе с Папэном и позднее с Лагиром продолжает английские опыты по определению веса и упругости воз­ духа [128, с. 62, 394, 396],6 Гюйгенс и Мариотт исследуют движущую силу воздуха и воды [128, с. 52, 53]. Интен­ сивно анатомируют различных животных и ведут подго-- товку большого описательного издания «Естественной ис­ тории» 7 [128, с. 71—94]. Испытывают действие перели­ вания крови її различных инъекций в сосуды [128, с. 20— 21, 94]. Притом Перро выступает против таких перелива-

6 Одной из иллюстраций такого параллельного хода исследо­ ваний в обеих академиях может служить открытие Бойлем и Мариоттом закона зависимости между объемом воздуха и его давлением.

7 Это издание, по мнению Дюамеля [128, с. 124], должно быть особенно ценно тем, что оно основывается не на наблюдении одного человека, который иногда видит не столько самые вещи, сколько свои собственные выдумки, а передает увиденное глазами многих. А когда многие наблюдают вместе, они меньше гоняются за сенсационными новинками, ибо слава открытия делится между всеми. Такой обобщающий труд, однако, создан не был. По поводу

что Перро при этом интересовался не только строением органов, но и их функциями, механизмом их действия. В ботанике он

также ставил на обсуждение философские вопросы рождения и развития растений.

100

ний, но Дюамель защищает их, ссылаясь на удачные примеры в Англии.

В 1669 г. в Парижской академии разгорелся спор о причине тяжести. Роберваль стоял на том, что причина тяжести неизвестна, но, вероятно, она заключена во внут­ реннем свойстве тел. Френикль толковал тяжесть как «ес­ тественную силу сохранения», Гюйгенс защищал карте­ зианское толкование тяжести [128, с. 85—93].8 В следую­ щем году здесь развернулась дискуссия о причине упру­ гости [128, с, 104]. Некоторые области исследований, на­ сколько об этом можно судить по лондонским Протоко­ лам и по «Истории» Дюамеля, получили свое специфиче­ ское развитие именно в Парижской академии, вероятно, потому, что требовали длительных и систематических на­ блюдений, более доступных парижским штатным академи­ кам, чем лондонским ученым-любителям. Сюда можно от­ нести прежде всего те работы, которые лежат у самых истоков органической химии и физиологии растений. Перро и Мариотт много лет кропотливо изучают про­ дукты сгорания растений,9 наблюдают под микроскопом структуру растений и пути движения питательных соков, производят анализы состава растительного вещества [128, с. 64, 95, 150, 166]. В 90-е годы, после смерти Ма­ риотта и Перро, исследования питания растений продол­ жал Лагир [128, с. 280, 315]. C приходом в Академию Турнефора (1694 г.) начинается большой труд по описа­ нию и классификации растений [128, с. 345, 361]. Что ка­ сается изучения лекарственных растений, то Академия, видимо, сознавала неудовлетворительность того эмпири­ ческого уровня, на котором находилась эта дисциплина. Дюамель по поводу этих растений пишет: «Их нелегко изучать по одним только действиям, если не будет до­ статочно исследована сама материя, на которую они дей­ ствуют, т. е. человеческое тело, его естественное строение и природа болезней. А поскольку область эта пока еще

чает, что этот кропотливый многолетний труд быд малоэффек­ тивен.

101

Те же причины, которые способствовали ведению в Па­ риже систематических биологических исследований, в со­ четании с устойчивым государственным финансированием позволили Парижской академии вести астрономические работы в гораздо более широком объеме, чем это было в Лондонском королевском обществе. Гринвичская обсер­ ватория была построена лишь через 15 лет после основа­ ния Общества и являлась королевским учреждением, в те­ чение первых десятилетий совершенно независимым от Общества. В Париже едва ли не первой заботой Академии после ее создания была постройка обсерватории. Уже в 1667 г. было выбрано место для нее и заложен фунда­ мент.1011В 1668 г. по призыву Дж. Д. Кассини парижские астрономы наблюдали затмение спутников Юпитера. C пе­ реездом Кассини в Париж такие наблюдения расшири­ лись. Он наметил большую программу наблюдений по оп­ ределению апогея планет, их эксцентриситетов и анома­ лий. Позднее, заметив пятна на Марсе, он определил период его вращения. В 1670—1671 гг. в практику наблю­ дений входят Гюйгепсовы маятниковые часы. Дюамель

Чтобы собрать как можно больше наблюдений из разных мест, он посетил в 1671 г. Амстердам, Гаагу, Ураниборг. В это же время по поручению Парижской академии ве­ лись астрономические наблюдения в Америке [128, с. 109—118]. В 1681—1682 гг. Людовик XIV дважды по­ сетил Обсерваторию. В эти годы Кольбер неоднократно обсуждал с академиками возможность создания генераль­ ной карты страны. Пикар предложил не составлять карт отдельных провинций, а провести сплошную триангуляци­ онную съемку [128, с. 214]. Во время посещения Обсер­ ватории английским королем Яковом II в 1690 г. главной

10 В честь этого события была выбита медаль со словами: «Sic itur ad astra» (так идут к звездам).

11 Дюамель называет эти работы ]128, с. 105] «opus Academiae digiium» (труд, достойный Академии).

102