Файл: Гвелесиани, С. И. Жизнь в науке штрихи к портретам.pdf

ОТЕЦ

Поближе к центру города, в бывшем Казначейском переулке, стоял в Кутаиси одноэтажный, в пять окон по фасаду, дом, в котором жил врач Василий Георгие­ вич Церетели.

Кутаиси являл собою в начале века так называемую «благородную провинцию». Порой не без успеха пре­ тендовал он на роль второй грузинской столицы. Здесь процветали торговля и ремесла, набирал силу пролета­ риат. Здесь жили многие интеллигентные грузинские семьи, духовный настрой которых определяли лучшие национальные традиции и глубоко усвоенная русская культура. В такого рода семьях любили в свободное время принимать гостей, ценили «бон-моты» и почитали литературу, в особенности же поэзию, вторгавшуюся в каждое застолье. Одной из таких семей была и семья врача Церетели.

Начало семейной жизни знаменовало собой новый этап в бурной, богатой событиями жизни Василия Ге­ оргиевича. Рассказывают, что природа в его лице пред­ ставила один из оптимальных вариантов человека, ибо сочетала в нем ум, эффектную внешность и привлека­ тельный характер. Был он высокий, стройный, белоко­ жий. Голубые глаза и темные волосы, общее выражение доброты и искренности. Еще в ранней юности его инте­ ресуют социальные вопросы. Студентом естественного факультета одесского Новороссийского университета он принимает участие в революционном движении, дружит

сизвестным впоследствии шлиссельбуржцем Морозовым

иувлекается марксизмом столь фанатично, йто даже от­ пускает бороду и усы, — в подражание отцу революци­ онной теории пролетариата — почти такие же, как у не­ го. Василий Церетели становится признанным лидером

21

революционно настроенной молодежи университета (где в числе других профессоров ему преподает извест­ ный химик В. М. Петриашвили).

Василия Георгиевича исключают с волчьим билетом, запретив сдачу государственных экзаменов и без права жить в больших городах. Только через пять лет ему удается поступить в Киевский университет, на этот раз на медицинский факультет. Здесь он получает диплом врача, с которым обосновывается в Кутаиси.

Принадлежа к старинному грузинскому дворянскому роду, гордясь участием своих предков в делах государ­ ственных, Василий Георгиевич не выносил представи­ телей того полукомического типа «грузинского князя», который оказался наиболее заманчивым и, отсюда, наи­ более частым объектом изображения в литературе, а по­ том в кинематографе. Сам он, являя собой в зрелые годы завершенный тип интеллигента старой формации, очень подходил под определение, выражаемое грузинским сло­ вом «дарбаисели». Дарбаисели — это значит выдержан­ ность, благожелательность, внешняя невозмутимость, солидность... Василий Георгиевич был настоящим тру­ жеником. Заведуя первой Кутаисской бесплатной ла­ бораторией, он работал там с восьми утра до трех ча­ сов дня, пообедав дома и отдохнув, снова возвращался в лабораторию, чтобы принять больных, на зов которых ему приходилось отвечать и по ночам.

Среди клиентуры Василия Георгиевича преоблада­ ет бедный люд. Профессия медика помогает более близ­ кому, очному знакомству с народной жизнью. Молодой врач продолжает свои занятия социальными науками; много пишет сам — статьи, исследования по наболев­ шим вопросам общественной жизни, в том числе по эко­ номическим. О том, что все это продолжало оставаться для него не второстепенным, а главным делом жизни,

22

цина лечит тело, то философия врачует душу. Соответст­ венным образом и разговаривал.

Осев в Кутаиси, Василий Георгиевич довольно ско­ ро женился на Кетеване Георгиевне Чиковани, учитель­ нице начальной школы, после замужества целиком по­ святившей себя семье. Вот уж кому не было свойствен­ но спокойствие, столь отличавшее ее мужа. Впрочем, трудно, видимо, требовать его от матери пятерых детей. Была добра, строга и чувства свои выражала бурно, последнее качество передала она и своему первенцу — Георгию, родившемуся 21 октября 1904 года и получив­ шему, в силу семейных и национальных традиций, имя деда по отцу.

Отец совместно с душевно открытой матерью направ­ ляли детей по стезе любознательности и трудолюбия. Родилось их пятеро. Четверо выросли, получили образо­ вание. Каждый избрал свою науку. Старшая, Варвара Васильевна, — историю искусства, Тина Васильевна— юриспруденцию — ныне она член-корреспондент Акаде­ мии наук Грузинской ССР, Георгий Васильевич — фи­ лологию, Елена Васильевна — бактериологию. Широта семейных интересов позволила им избрать профессию, более других отвечающую склонностям каждого.

МЕНЯ УВЛЕК МИР ЗВУКОВ И ТРЕВОГ...

В этой семье лингвистические способности переда­ вались только мужчинам. Тина Васильевна, во всяком случае, категорически отрицает саму возможность на­ личия у нее способностей к языкам...

23

Кого только не приводила судьба в Кутаиси — и чу­ жих и своих. Прославленные древнегреческими мифа­ ми сухопарые, стройные жители Колхиды, с лицами, желтыми от мучившей их малярии, друг с другом бесе­ довали по-мегрельски и, говорливые, охотно объясняли маленькому Гоги, что мать по-мегрельски это «дида», а

ботки, принося с собой правдивые истории, звучавшие как легенда, — о власти старших, о кровной мести, о том. как дорого ценится в горах соль, оружие и верный друг. Они пели «Лилео», сванский гимн солнцу, и, ка­ залось, «ярмо перевалов» — для них было радостным ярмом, без него они не хотели бы жить.

Бедные и гордые сыновья гор были отличными лесо­ рубами. В Кутаиси они подряжались пилить дрова — один из немногих тогда источников тепла.

Василий Георгиевич охотно обращался к сванам, он любил их работу и их рассказы. Георгий также вступал в разговор и расспрашивал, и суровые сваны, улыбаясь, объясняли: мать" по-свански «деде», отец— «му», «ба­ ба», а считают они так...

Позже, уже получая профессиональное лингвистиче­ ское образование, Георгий не раз подивится живучести диалектов, их устойчивости к внешним влияниям. Те­ перь же он для своего собственного удовольствия собш рает звукосмысловые сочетания — новые слова. Он как бы пробует их на вкус, словно осязая их крепость или мягкость, физически ощущая и вбирая в себя их певу­ честь, их мужественный клекот. Мегрельскому и сван­ скому языкам, точнее — мегрельскому и сванскому ди­ алектам грузинского языка он учился в беседах с людь­

24

ми пришлыми. Грузинский и русский языки были ДЛЯ Георгия языками младенчества, это были свои, родные языки, которые он узнавал дома, а изучал в гимназии. Лингвистические увлечения сына сразу были замечены Василием Георгиевичем. Он сначала сам занимается с Георгием латынью и греческим, а затем договаривается с известным тогда в Грузии латинистом Михако Чинчаладзе о частных уроках для сына по латинскому языку, переставшему к тому времени быть предметом изучения

вшколах.

В1914 году в Кутаиси появились немецкие военно­

пленные, пользовавшиеся в черте города почти полной свободой передвижения. Однажды преподаватель, с ко­ торым Георгий возвращался домой из гимназии, остано­ вил повстречавшихся им военнопленных и заговорил с ними по-немецки.

Мальчик, еще не понимая слов, слушал их диалог с напряженным вниманием тугоухого меломана. Обост­ ренное лингвистическое чутье, однако, помогало ему разбираться в терпком вине доселе чуждого ему языка.

Вникая в беседу, юный гимназист совершал акт лингвистического творчества. Недаром эта встреча за­ помнилась на всю жизнь.

Военнопленный оказался студентом и был пригла­ шен в дом Церетели заниматься с Георгием немецким. Студент являлся вместе с приятелями — и Георгий ус­ ваивал язык не только в его общих характеристиках, но и в индивидуализированных проявлениях.

За два месяца он вполне овладел разговорной речью. Когда настал черед изучать немецкий в гимназии, Геор­ гий знал многое из грамматики. На уроках не скучал. Быть может, именно на этих уроках и им самим, и пре­ подавателями, и однокашниками было осознано его призвание лингвиста? Да, он не мучился, подобно марк-

25

твеновскому герою и сочувствующими ему (сколько их!), над немецкими глаголами, над всеми этими приставками, суффиксами и окончаниями. Ему было интересно. Интересно еще и потому, что имевшиеся у него знания возбуждали в нем желание сравнивать слова и грамматические формы, подводили к размышлениям ча лингвистические темы. Упражнения интеллекта станови­ лись источником наслаждения.

Как интересно, в самом деле: русское «мама», немец­ кое «мутер», французское «маман» (французский изу­ чался дома, с помощью матери), и все это — одно и то же человеческое существо: самая красивая, самая доб­ рая, а иногда и самая сердитая, та, которая ждет его дома. По-грузински она — деда... А почему стоит оно, это самое родное для него слово, особняком от тех, дру­ гих слов?

На уроках закона божьего преподавалось «Еванге­ лие», переведенное на грузинский язык еще в четвертомпятом веках. И здесь возникала та же, большей частью незаметная для окружающих, интеллектуальная игра, пищу для которой давали и видоизменение фонем, и лучше других сверстников тренированным ухом вос­ принимаемые отличия синтаксиса, морфологии, семан­ тики слов. «Я -в детстве решил стать лингвистом, — рас­ сказывает ученый, — и потому особенно усердно зани­ мался языками».

В гимназии в одном классе с ним учились Валериан Самсонович Гамкрелидзе, в течение многих лет воз­ главляющий издательство Тбилисского государствен­ ного университета (сын его Тамаз Валерианович Гам­ крелидзе—один из талантливейших учеников Георгия Васильевича, в тридцать пять лет избран членом-коррес- пондентом Академии наук Грузинской ССР), и будущий профессор философии Илья Диомидович Панцхава.

26

Перешагнув через один класс, все трое закончили гимназию, поступили в Тбилисский государственный университет, каждый пошел своим путем, иногда изме­ няя ему, иногда возвращаясь на прежнюю колею. По­ ступив в 1923 году на филологический факультет Тби­ лисского государственного университета, Георгий Ва­ сильевич Церетели встал на первую ступеньку лестни­ цы, ведущей к вершинам современного языкознания.

Я был ошеломлен звучаньем встречным, меня увлек мир звуков и тревог, —

мог бы он сказать про себя словами друга своего дет­ ства поэта Симона Чиковани, одного из основателей грузинской советской поэзии.

ШАГ В НАУКУ

На заседаниях научных обществ студенты с докла­ дами не выступают. Таково неписаное правило, естест­ венным образом утвердившееся в Париже, Лондоне, Москве, Риме. Чем выше ранг общества, тем строже соблюдается этот закон. В двадцатые годы Грузинское лингвистическое общество состояло в очень высоком ранге — и по сосредоточенным в нем научным силам и по тому авторитету, которым оно пользовалось в глазах общества.

Много лет спустя, уже после того, как в 1941 году была создана Академия наук Грузинской ССР, Грузин­ ское лингвистическое общество было названо ее про­ образом, ее ядром, ее предтечей.

В 1925 году студенту третьего курса Г. В. Церетели оказывается необыкновенно высокая честь — он полу­

27

чает предложение прочитать на заседании общества не­ задолго до того написанный и одобренный его руководи­ телем — Г. С. Ахвледиани реферат о передаче араб­ ского «айна» в грузинском языке.

Ученый синклит выслушал доклад со вниманием и одобрил его. Студент не скрывал радости. Лишь много позже он научится сохранять внешнее бесстрастие. Вместе с ним радовались родители и сестры. Студент же продолжал посещать лекции, много работал дома, оставаясь, вместе с тем, человеком, коему ничто чело­ веческое не чуждо.

В первые свои университетские годы он увлекся сан­ скритом — древне-индийским языком. Когда-то полага­ ли, что санскрит —это и есть тот таинственный праязык, что дал начало языкам индоевропейской группы. Но для серьезных занятий санскритом условий не было — университет не располагал ни специалистами, ни, в должной мере, литературой.

Следующим этапом его поисков своей темы в науке явилась арменология. Он упорно работал, осваивая армянский язык, изучая тексты. Многого добился.

Как в Грузии, так и, тем более, в соседней Армении, в этой области работали крупные специалисты. Студент вправе был предположить, что поле обработано долж­ ным образом. В это время университетское расписание предлагает ему занятия арабским языком. Возникает увлеченность, перерастающая в дело всей жизни. Нема­ ловажную роль в этом выборе сыграл тот факт, что никто из университетских профессоров не считал ара­ бистику своей основной специальностью. А. Г. Шанидзе (минует тридцать с лишним лет, и Г. В. Церетели по­ едет вместе с ним и И. В. Абашидзе в Иерусалим на поиски могилы Шота Руставели в построенном грузина­ ми в XI веке Крестовом монастыре), хотя и преподавал

28

студентам арабский язык, специализировался в обла­ сти картвелологии грузинской литературы и арменологии. На формирование Г. В. Церетели как исследовате­ ля в эти же годы оказывает серьезное влияние и Геор­ гий Сариданович Ахвледиани, который возглавлял гру­ зинское лингвистическое общество и читал в универси­ тете курсы общего языкознания и санскрита, и крупней­ ший грузинский историк Иван Александрович Джавахишвили.

Все трое исходили в своих побуждениях и в своей работе из того, в общем-то, аксиоматического положе­ ния, которое точно и четко выражено в грузинском на­ родном двустишье: «Родине надо, чтобы сыны доблестью славной отцов превзошли». Неутомимо, с жаром искали они молодых и способных и заботливо пестовали их. Угадав в Георгии талант исследователя, они привлека­ ют его к участию в комплексных университетских экспе­ дициях.

В 1925 и 1927 гг. он выезжал в Хевсуретию, в Ахалкалакский район, в Верхнюю Имеретию, а за пределами

следовании — о среднеазиатских диалектах арабского языка; это исследование станет настольной книгой ара­ бистов.

Закончив в 1927 году Тбилисский государственный университет, Г. В. Церетели был оставлен на факульте­ те для подготовки к профессорской деятельности.

Дальнейшие события ускорили его приобщение к всемирно признанной школе арабистов академика Иг-

29