ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.05.2024
Просмотров: 256
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Смена методологических парадигм
Предисловие к четвертому изданию
Предисловие к русскому изданию
Часть первая Теория естественных наук
Глава 2. Пример из истории: основания и значение принципа причинности в квантовой механике
Глава 3. Систематический анализ проблемы оснований естественных наук
Глава 4. Развитие исторической теории обоснования науки П.Дюгемом
Глава 5. Критика аисторизма теорий науки Поппера и Карнапа на примере"Astronomia Nova" Кеплера
Глава 6. Следующий пример: культурно-исторические основания квантовой механики
Глава 8. Основания всеобщей исторической теории эмпирических наук
Глава 9. Переход от Декарта к Гюйгенсу в свете исторической теории науки
Глава 13. Теоретические основы исторических наук
Часть третья Мир научно-технический и мир мифологический
Глава 14. Научно-технический мир
Глава 15. Значение греческого мифа для научно-технической эпохи
в конечном счете - решить, что последующий лучше предыдущего, потому что он якобы проще, согласованней или содержит в себе больше истины. Не следует придавать слишком большого значения тем аргументам, согласно которым подобный переход связывается с ростом рациональности или большей прогрессивностью, наступающими после тех или иных мутаций. "Прогресс II" - это всегда удача, которая, однако, мимолетна, как всякая удача; "Прогресс I" в конечном счете рано или поздно затухает, а мутации сводят его на нет. Таким образом, прогресс заключается в поиске временных облегчений от груза проблем, которые тут же сменяются новыми.
Проделанный здесь анализ можно рассматривать как демистификацию науки понимаемой в духе рационализма и/или эмпиризма, демистификацию веры в абсолютные факты и принципы. Тем самым я оспариваю монопольное право науки на единственно верный путь к истине и реальности. С научной точки зрения само возникновение и функционирование науки должно рассматриваться как то, что определяется историческими ситуациями. Поэтому нельзя понимать прогресс науки ни как квази-самоосуществление познания, ни как само-осуществление рациональности. В действительности развитие науки есть процесс, по сути, совпадающий с возникновением идеалов Возрождения, и между этими двумя событиями существует очень тесная связь. В нашем научно-техническом мире, точнее говоря, в априорных предпосылках этого мира, мы встречаемся только с одной конкретной возможностью, ореализованной в конкретной же исторической ситуации. У нас нет ни причин, ни мотивов для веры, что избранный путь является единственным, и он обеспечивает нам бесконечный прогресс; у нас нет оснований полагать, что, сойдя с этого пути, мы обречены на возврат к варварству. Напротив, как будет показано в 14 главе, есть основания считать, что пароксизмы научно-технической деятельности и связанной с ней идеей прогресса вполне могут свидетельствовать о своего рода варварстве. Но перед тем, как обсуждать эту тему, я бы хотел пояснить полученные здесь выводы и проиллюстрировать их на двух примерах. Этому и посвящена следующая глава.
С легкой руки Гюйгенса мы привыкли говорить, что шесть из семи правил Декарта, согласно которым сталкивающиеся тела воздействуют друг на друга, ложны. На первый взгляд это выглядит как простая, не требующая обсуждения констатация, следовательно, уже можно считать "дело" закрытым и сдавать его в архив истории. Но на самом деле вопреки почти единодушному мнению здесь мы встречаемся не с простой и прямолинейной коррекцией, заменой ложных представлений истинными; перед нами характерный пример той сложной структуры историко-научного прогресса, которая была описана в предыдущей главе.
Чтобы разобраться в этом, рассмотрим два картезианских правила столкновения движущихся тел ‑ второе и четвертое. Второе правило гласит: если два тела, A и B, приближаются друг к другу с одинаковой скоростью, причем A несколько больше, чем B, то после столкновения только B начнет движение и оба тела будут двигаться в ту сторону, в какую двигалось A, с одинаковой скоростью[131].
Четвертое правило гласит: если A покоится и несколько больше, чем B, то с какой бы скоростью ни двигалось B по направлению к A, оно никогда не сможет подвинуть A, а само будет после столкновения вынуждено повернуть в ту сторону, откуда начало свое движение[132].
Если второе правило могло бы показаться более правдоподобным человеку, не имеющему физической подготовки, то четвертое правило должен отвергнуть всякий, поскольку оно противоречит даже простейшему опыту. Самого Декарта это никак не беспокоило, хотя он не мог не видеть этого несоответствия. В связи с седьмым правилом столкновения тел он высказывался как о чем-то само собой разумеющемся: "Все эти доказательства настолько достоверны, что хотя бы опыт и показал обратное, мы вынуждены были бы больше верить нашему разуму, нежели нашим чувствам"[133]. Он смело противопоставляет разум опыту и делает это столь вызывающе, что поневоле возникают сомнения, как это вообще возможно. Удивительно было бы, если бы такие сомнения не возникли.
Понятно, что современный физик не ограничился бы тем, что отверг положения Декарта, сославшись на наблюдения биллиардных шаров или детских мячиков, а пошел бы дальше. Уже Гюйгенс был таким физиком, употребившим всю свою интеллектуальную мощь, чтобы на основе специального теоретического аппарата рассмотреть эту проблему и показать ложность правил столкновения тел, сформулированных Декартом. При этом он соглашался с общей оценкой Декарта, заключавшейся в том, что опыт далеко не так самоочевиден, как это могло бы казаться поверхностному взгляду. Поэтому, хотя допущение о том, что правила Декарта отражают истинную природу вещей, выглядело весьма сомнительным, это еще не давало права отвергать эти правила как ложные, так сказать, "per probationem"
[134].
Как же стал бы проверять верность этих правил физик нашего времени?
Возьмем второе правило столкновения тел Декарта. Вначале его посылки нужно перевести на язык математики. Вместо "A больше B" пишем "m1 > m2", где m1 обозначает инерциальную массу тела. Запись "u2=-u1" будет означать, что скорости тел перед столкновением равны, но их векторы направлены в противоположные стороны. Скорость тела после столкновения обозначим "V1". Теперь можно сформулировать следующие две аксиомы:
(1)
(2)
Из них, а также из " " математически выводится:
(3) ,
(4) .
Если рассматривать числители в (3) и (4), мы имеем три варианта:
(A) m1>3m2,(B) m1=3m2, (C) m1<3m2.
Если (A) и u1 положительна, то в соответствии с (3) v1 также положительна, т.е. m1 продолжает движение после столкновения в прежнем направлении; но согласно (4) v2также положительна и поэтому m2 будет двигаться назад в направлении m1. Все это соответствует тому, что утверждает Декарт. Но вопреки его утверждению, если (A), то v2>v1 при m1=3m+; тогда получаем подстановкой в (3):
и подстановкой в (4)
.
А этот результат v2>v1 противоречит второму правилу столкновения тел Декарта, по которому оба тела будут продолжать двигаться с прежней скоростью после столкновения. Точно так же может быть показано, что для (B) и (C) результат также противоречит правилу.
Если взять посылку 4 правила столкновения тел так, как это было сделано в (1) и (2), мы снова приходим к противоречию с утверждением Декарта: покоящееся большее тело придет после столкновения в движение в направлении меньшего движущегося тела.
Физик, который таким образом критикует Декарта, основывается не на впечатлениях обыденного опыта; он считает неверными аксиомы (1) и (2). Все остальное - только логическое следствие из этих аксиом и исходных условий, сформулированных Декартом (посылок его законов столкновения тел). Таким образом, Декарт подвергается такой критике, какой можно было бы подвергнуть студента, которому задали экзаменационный вопрос о законах столкновения тел в классической физике, но не получили ожидаемого ответа. Другими словами, физик полагает, что он победил Декарта, играя с ним в одну и ту же игру, но делая это лучше, чем Декарт. Это особенно видно на примере Гюйгенса, который, очевидно, полагал, что ему удалось исправить Декарта, исходя из декартовых же аргументов; иначе говоря, он был уверен, что
правильно эксплицировал систему Декарта, что не удалось самому Декарту.
Чтобы разобраться в этой критике картезианских правил столкновения тел, мы прежде всего должны понять, что в ней посылки этих правил формулируются совсем не так, как это было у Декарта. Неявно допускается, что эти правила основываются на законе сохранения импульса (аксиома 1), т.е. произведения массы на скорость каждого из сталкивающихся тел. Но Декарт даже не упоминает об импульсе. В "Первоначалах философии" (часть II,
43) он предваряет введение своих законов столкновения тел следующими словами: "Надобно заметить, что сила каждого тела при воздействии на другое тело или при сопротивлении действию последнего заключается в одном том, что каждая вещь стремится, поскольку это в ее силах, пребывать в том самом состоянии, в котором она находится..."[135]. А несколько ниже он поясняет: "Судить о этой силе по величине тела, в котором она заключена, по поверхности, которой данное тело отделяется от другого, а также по скорости движения и по различным способам, какими сталкиваются различные тела"[136]. Здесь вообще нет понятия инерциальной массы. Как Декарт понимает скорость? Можно ли считать, что его понимание совпадает с тем, как скорость трактуется в классической физике?
Полагая длительность атрибутом вещей самих по себе (in rebus ipsis), Декарт пишет: "Одни из тех свойств, кои мы именуем атрибутами или модусами, существуют в самих вещах, другие же - в нашем мышлении. Так, когда мы отличаем время от длительности, взятой в общем смысле этого слова, и называем его числом движения, это лишь модус мышления..."[137]. И обосновывает это следующим образом: "Для измерения длительности любой вещи мы сопоставляем данную длительность с длительностью максимально интенсивных и равномерных движений вещей, из которой складываются годы и дни; вот эту-то длительность мы и именуем временем. А посему такое понимание не добавляет длительности, взятой в общем ее смысле, ничего, кроме модуса мышления"[138].
Значит, длительность, как она существует "в самих вещах", есть нечто совершенно иное, чем измеряемое время как "модус мышления". На каком же из этих понятий основывается понятие скорости? На длительности или на времени? Иначе говоря, понимает ли Декарт скорость как нечто присущее "самим вещам", как modus in rebus extensis, или же как нечто, существующее только в мышлении, как modus cogitandi?
Но скорость связана не только со временем или длительностью, но также с движением. Посмотрим, что Декарт пишет о движении: "Если же, не останавливаясь на том, что не имеет никакого основания, кроме обычного словоупотребления, мы хотим узнать, что такое движение в подлинном смысле, то мы говорим, чтобы приписать ему определенную природу, что оно есть
перемещение одной части материи, или одного тела, из соседства тех тел, которые с ним соприкасались и которые мы рассматриваем как находящиеся в покое, в соседство других тел"[139]. И далее: "Наконец, я сказал, что перемещение совершается из соседства не любых соприкасающихся тел, но только тех, которые рассматриваются как находящиеся в покое. Ибо перемещение взаимно, и нельзя мыслить тело AB переходящим из соседства с телом CD, не подразумевая вместе с тем перехода CD из соседства с AB и не имея в виду, что и для одного, и для другого требуется одинаковое действие"[140].
Итак, движение для Декарта есть нечто относительное. Оно рассматривается по отношению к чему-то, что считается находящимся в покое. Но ведь всегда можно мыслить то, что движется, как находящееся в покое, а то, что покоится - как находящееся в движении. Не следует ли из этого, что Декарт видел в движении только modus cogitandi? В таком случае не должны ли мы отличать так понимаемое движение от движения, присущего "самим вещам", т.е. независимого ни от способа измерения времени, ни от выбора системы отсчета?
По-видимому, на эти вопросы следует дать утвердительные ответы, если только не оставаться в плену неверных толкований, которым столь часто подвергают те фрагменты "Первоначал" Декарта, где прямо излагается его учение о движении. В этом заключен стержень метафизики Декарта. Если материальность есть то же самое, что протяженность, то материя может быть приведена в движение только Богом; Бог есть совершенная сущность и, следовательно, он неизменен, а это означает, что общее количество движения во Вселенной постоянно. Законы столкновения тел только уточняют это положение. Однако постоянство количества движения, гарантией чего служит Бог, не имело бы смысла, если бы движение было только относительным. В таком случае постоянство не могло бы достигаться и удерживаться. Выражаясь языком современной науки, законы столкновения тел Декарта как законы сохранения не выполнялись бы, если их рассматривать, например, с точки зрения вращающейся системы отсчета. Но если движение происходит от Бога, то оно ни в коем случае не может быть относительным для него; для Бога движение должно быть in rebus; следовательно, оно есть modus cogitandi только для нас.
В этой связи весьма красноречива следующая выдержка из "Первоначал философии": "Мы понимаем также, что одно из совершенств Бога заключается не только в том, что он неизменен сам по себе, но и в том, что он действует с величайшим постоянством и неизменностью; поэтому за исключением
Проделанный здесь анализ можно рассматривать как демистификацию науки понимаемой в духе рационализма и/или эмпиризма, демистификацию веры в абсолютные факты и принципы. Тем самым я оспариваю монопольное право науки на единственно верный путь к истине и реальности. С научной точки зрения само возникновение и функционирование науки должно рассматриваться как то, что определяется историческими ситуациями. Поэтому нельзя понимать прогресс науки ни как квази-самоосуществление познания, ни как само-осуществление рациональности. В действительности развитие науки есть процесс, по сути, совпадающий с возникновением идеалов Возрождения, и между этими двумя событиями существует очень тесная связь. В нашем научно-техническом мире, точнее говоря, в априорных предпосылках этого мира, мы встречаемся только с одной конкретной возможностью, ореализованной в конкретной же исторической ситуации. У нас нет ни причин, ни мотивов для веры, что избранный путь является единственным, и он обеспечивает нам бесконечный прогресс; у нас нет оснований полагать, что, сойдя с этого пути, мы обречены на возврат к варварству. Напротив, как будет показано в 14 главе, есть основания считать, что пароксизмы научно-технической деятельности и связанной с ней идеей прогресса вполне могут свидетельствовать о своего рода варварстве. Но перед тем, как обсуждать эту тему, я бы хотел пояснить полученные здесь выводы и проиллюстрировать их на двух примерах. Этому и посвящена следующая глава.
Глава 9. Переход от Декарта к Гюйгенсу в свете исторической теории науки
С легкой руки Гюйгенса мы привыкли говорить, что шесть из семи правил Декарта, согласно которым сталкивающиеся тела воздействуют друг на друга, ложны. На первый взгляд это выглядит как простая, не требующая обсуждения констатация, следовательно, уже можно считать "дело" закрытым и сдавать его в архив истории. Но на самом деле вопреки почти единодушному мнению здесь мы встречаемся не с простой и прямолинейной коррекцией, заменой ложных представлений истинными; перед нами характерный пример той сложной структуры историко-научного прогресса, которая была описана в предыдущей главе.
9.1. Пример: второе и четвертое правила столкновения движущихся тел, сформулированные Декартом
Чтобы разобраться в этом, рассмотрим два картезианских правила столкновения движущихся тел ‑ второе и четвертое. Второе правило гласит: если два тела, A и B, приближаются друг к другу с одинаковой скоростью, причем A несколько больше, чем B, то после столкновения только B начнет движение и оба тела будут двигаться в ту сторону, в какую двигалось A, с одинаковой скоростью[131].
Четвертое правило гласит: если A покоится и несколько больше, чем B, то с какой бы скоростью ни двигалось B по направлению к A, оно никогда не сможет подвинуть A, а само будет после столкновения вынуждено повернуть в ту сторону, откуда начало свое движение[132].
Если второе правило могло бы показаться более правдоподобным человеку, не имеющему физической подготовки, то четвертое правило должен отвергнуть всякий, поскольку оно противоречит даже простейшему опыту. Самого Декарта это никак не беспокоило, хотя он не мог не видеть этого несоответствия. В связи с седьмым правилом столкновения тел он высказывался как о чем-то само собой разумеющемся: "Все эти доказательства настолько достоверны, что хотя бы опыт и показал обратное, мы вынуждены были бы больше верить нашему разуму, нежели нашим чувствам"[133]. Он смело противопоставляет разум опыту и делает это столь вызывающе, что поневоле возникают сомнения, как это вообще возможно. Удивительно было бы, если бы такие сомнения не возникли.
Понятно, что современный физик не ограничился бы тем, что отверг положения Декарта, сославшись на наблюдения биллиардных шаров или детских мячиков, а пошел бы дальше. Уже Гюйгенс был таким физиком, употребившим всю свою интеллектуальную мощь, чтобы на основе специального теоретического аппарата рассмотреть эту проблему и показать ложность правил столкновения тел, сформулированных Декартом. При этом он соглашался с общей оценкой Декарта, заключавшейся в том, что опыт далеко не так самоочевиден, как это могло бы казаться поверхностному взгляду. Поэтому, хотя допущение о том, что правила Декарта отражают истинную природу вещей, выглядело весьма сомнительным, это еще не давало права отвергать эти правила как ложные, так сказать, "per probationem"
[134].
Как же стал бы проверять верность этих правил физик нашего времени?
Возьмем второе правило столкновения тел Декарта. Вначале его посылки нужно перевести на язык математики. Вместо "A больше B" пишем "m1 > m2", где m1 обозначает инерциальную массу тела. Запись "u2=-u1" будет означать, что скорости тел перед столкновением равны, но их векторы направлены в противоположные стороны. Скорость тела после столкновения обозначим "V1". Теперь можно сформулировать следующие две аксиомы:
(1)
(2)
Из них, а также из " " математически выводится:
(3) ,
(4) .
Если рассматривать числители в (3) и (4), мы имеем три варианта:
(A) m1>3m2,(B) m1=3m2, (C) m1<3m2.
Если (A) и u1 положительна, то в соответствии с (3) v1 также положительна, т.е. m1 продолжает движение после столкновения в прежнем направлении; но согласно (4) v2также положительна и поэтому m2 будет двигаться назад в направлении m1. Все это соответствует тому, что утверждает Декарт. Но вопреки его утверждению, если (A), то v2>v1 при m1=3m+; тогда получаем подстановкой в (3):
и подстановкой в (4)
.
А этот результат v2>v1 противоречит второму правилу столкновения тел Декарта, по которому оба тела будут продолжать двигаться с прежней скоростью после столкновения. Точно так же может быть показано, что для (B) и (C) результат также противоречит правилу.
Если взять посылку 4 правила столкновения тел так, как это было сделано в (1) и (2), мы снова приходим к противоречию с утверждением Декарта: покоящееся большее тело придет после столкновения в движение в направлении меньшего движущегося тела.
Физик, который таким образом критикует Декарта, основывается не на впечатлениях обыденного опыта; он считает неверными аксиомы (1) и (2). Все остальное - только логическое следствие из этих аксиом и исходных условий, сформулированных Декартом (посылок его законов столкновения тел). Таким образом, Декарт подвергается такой критике, какой можно было бы подвергнуть студента, которому задали экзаменационный вопрос о законах столкновения тел в классической физике, но не получили ожидаемого ответа. Другими словами, физик полагает, что он победил Декарта, играя с ним в одну и ту же игру, но делая это лучше, чем Декарт. Это особенно видно на примере Гюйгенса, который, очевидно, полагал, что ему удалось исправить Декарта, исходя из декартовых же аргументов; иначе говоря, он был уверен, что
правильно эксплицировал систему Декарта, что не удалось самому Декарту.
9.2. Смысл картезианских правил столкновения тел: божественная механика
Чтобы разобраться в этой критике картезианских правил столкновения тел, мы прежде всего должны понять, что в ней посылки этих правил формулируются совсем не так, как это было у Декарта. Неявно допускается, что эти правила основываются на законе сохранения импульса (аксиома 1), т.е. произведения массы на скорость каждого из сталкивающихся тел. Но Декарт даже не упоминает об импульсе. В "Первоначалах философии" (часть II,
43) он предваряет введение своих законов столкновения тел следующими словами: "Надобно заметить, что сила каждого тела при воздействии на другое тело или при сопротивлении действию последнего заключается в одном том, что каждая вещь стремится, поскольку это в ее силах, пребывать в том самом состоянии, в котором она находится..."[135]. А несколько ниже он поясняет: "Судить о этой силе по величине тела, в котором она заключена, по поверхности, которой данное тело отделяется от другого, а также по скорости движения и по различным способам, какими сталкиваются различные тела"[136]. Здесь вообще нет понятия инерциальной массы. Как Декарт понимает скорость? Можно ли считать, что его понимание совпадает с тем, как скорость трактуется в классической физике?
Полагая длительность атрибутом вещей самих по себе (in rebus ipsis), Декарт пишет: "Одни из тех свойств, кои мы именуем атрибутами или модусами, существуют в самих вещах, другие же - в нашем мышлении. Так, когда мы отличаем время от длительности, взятой в общем смысле этого слова, и называем его числом движения, это лишь модус мышления..."[137]. И обосновывает это следующим образом: "Для измерения длительности любой вещи мы сопоставляем данную длительность с длительностью максимально интенсивных и равномерных движений вещей, из которой складываются годы и дни; вот эту-то длительность мы и именуем временем. А посему такое понимание не добавляет длительности, взятой в общем ее смысле, ничего, кроме модуса мышления"[138].
Значит, длительность, как она существует "в самих вещах", есть нечто совершенно иное, чем измеряемое время как "модус мышления". На каком же из этих понятий основывается понятие скорости? На длительности или на времени? Иначе говоря, понимает ли Декарт скорость как нечто присущее "самим вещам", как modus in rebus extensis, или же как нечто, существующее только в мышлении, как modus cogitandi?
Но скорость связана не только со временем или длительностью, но также с движением. Посмотрим, что Декарт пишет о движении: "Если же, не останавливаясь на том, что не имеет никакого основания, кроме обычного словоупотребления, мы хотим узнать, что такое движение в подлинном смысле, то мы говорим, чтобы приписать ему определенную природу, что оно есть
перемещение одной части материи, или одного тела, из соседства тех тел, которые с ним соприкасались и которые мы рассматриваем как находящиеся в покое, в соседство других тел"[139]. И далее: "Наконец, я сказал, что перемещение совершается из соседства не любых соприкасающихся тел, но только тех, которые рассматриваются как находящиеся в покое. Ибо перемещение взаимно, и нельзя мыслить тело AB переходящим из соседства с телом CD, не подразумевая вместе с тем перехода CD из соседства с AB и не имея в виду, что и для одного, и для другого требуется одинаковое действие"[140].
Итак, движение для Декарта есть нечто относительное. Оно рассматривается по отношению к чему-то, что считается находящимся в покое. Но ведь всегда можно мыслить то, что движется, как находящееся в покое, а то, что покоится - как находящееся в движении. Не следует ли из этого, что Декарт видел в движении только modus cogitandi? В таком случае не должны ли мы отличать так понимаемое движение от движения, присущего "самим вещам", т.е. независимого ни от способа измерения времени, ни от выбора системы отсчета?
По-видимому, на эти вопросы следует дать утвердительные ответы, если только не оставаться в плену неверных толкований, которым столь часто подвергают те фрагменты "Первоначал" Декарта, где прямо излагается его учение о движении. В этом заключен стержень метафизики Декарта. Если материальность есть то же самое, что протяженность, то материя может быть приведена в движение только Богом; Бог есть совершенная сущность и, следовательно, он неизменен, а это означает, что общее количество движения во Вселенной постоянно. Законы столкновения тел только уточняют это положение. Однако постоянство количества движения, гарантией чего служит Бог, не имело бы смысла, если бы движение было только относительным. В таком случае постоянство не могло бы достигаться и удерживаться. Выражаясь языком современной науки, законы столкновения тел Декарта как законы сохранения не выполнялись бы, если их рассматривать, например, с точки зрения вращающейся системы отсчета. Но если движение происходит от Бога, то оно ни в коем случае не может быть относительным для него; для Бога движение должно быть in rebus; следовательно, оно есть modus cogitandi только для нас.
В этой связи весьма красноречива следующая выдержка из "Первоначал философии": "Мы понимаем также, что одно из совершенств Бога заключается не только в том, что он неизменен сам по себе, но и в том, что он действует с величайшим постоянством и неизменностью; поэтому за исключением