ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.04.2024
Просмотров: 76
Скачиваний: 0
видным, что в существующей теории есть дефекты и требуются новые, еще неизвестные теоретические обоб щения. Он считает, что именно через эти противоречия двигается вперед наука...»
Давние слова Семенова о Капице с полным правом можно отнести к нему самому. За четверть века они ни мало не потускнели. Но еще задолго до этого, в пору опытов со свечением фосфора, тридцатилетний Семенов писал:
«Результатом опытов могут быть законы, совсем не похожие на прежние, нам «привычные»... Надо превоз мочь себя и иметь мужество отбросить унаследованные традиции и привычные взгляды и войти в новую область свободными и непредубежденными, имея в руках лишь одно оружие — непосредственный опыт. Опыт есть един ственный непреложный аргумент, и как бы ни было уди вительно то, что он нам говорит, мы обязаны ему верить и строить новые теории применительно к тому, что мы видим, не смущаясь противоречиями со старым и при вычным».
Размышления разных лет нисколько не перечат друг другу. Лишний раз говорят они, как рано сформировал ся ученый и как твердо держится своих взглядов. Завид ное постоянство. Но разве не об этом же история маль чика, в начале века кружным путем отправившегося в химию через физику и не сошедшего с выбранного пути до старости лет?!
На пороге семидесятилетия он писал о законах, ко торые «правят» ученым: первая заповедь — блюсти чи стоту науки. Чтобы оценить беспристрастно собствен ный труд, в который вложена вся его страсть, ученый должен быть как бы врагом самому себе — в этом его трагедия и его величие. Но выбор один — либо будешь врагом себе, либо станешь врагом науки.
В одной из бесед с Лысенко Семенов предложил:
30
«Пригласите к себе кого-нибудь из тех ученых, у кото рых не получаются ваши результаты, и поставьте опы ты совместно. Вот если при этом ваши результаты пов торятся, тогда все ученые вам поверят».
«Ну нет,— ответил Лысенко,— я их к себе не пущу». Когда после печально знаменитой биологической ди скуссии 1948 года инвалид и герой войны доктор био логических наук И. А. Рапопорт вынужден был посту пить лаборантом к геологам (правда, между делом он вскоре защитил там кандидатскую диссертацию по но вой для себя специальности), Семенов пригласил его к себе в институт, дал возможность заниматься генетикой. А ведь эта наука достаточно далека от химфизики! Но Семенов, помимо всего другого, выполнял «первую за
поведь» ученого.
Блюсти чистоту науки! Быть беспристрастным. Но не значит — лишенным огня. Ему по душе такая ра бота: молчит-молчит лира... а потом пыль столбом и дым коромыслом. И бессонные ночи. Утверждают, что
вмолодости, во времена первой атаки на цепную реак цию, он три месяца спал часа по два в сутки.
Как совместить все это? Ведь горячность уживается
вего натуре с глубоким внутренним постоянством, бес
пристрастность — со страстностью... Остается послу шаться его самого: мы обязаны строить гипотезы, ис ходя из того, что видим, не смущаясь противоречиями...
СТЕНА СЛАВЫ
Далеко за пределами Института химической физики известно: Семенов может «не спать и не есть, ночи на пролет обсуждая научные проблемы с молодежью»,— это было отмечено, например, в Лондоне, на торжествен ной церемонии присуждения ему, первому из советских ученых, почетной степени доктора паук Лондонского
31
университета... Восемь иностранных академий, среди них Английское Королевское общество и Национальная Академия наук США, почли за честь считать Н. Н. Се менова своим членом.
А вначале... вначале был спор с Боденштейном, из которого «этот Семенофф» неожиданно вышел с побе дой. Вскоре в Англин на очередной конференции Фарадеевского общества стихийно разгорелась дискуссия по поводу его работ, хотя ни его, ни его сотрудников на конференцию не приглашали. «После этого,— пишет Семенов,— на меня впервые обрушился целый поток репринтов от ученых изо всех стран и одновременно посыпались просьбы о присылке оттисков наших работ. Американский обзорный журнал «Кемикл ревью» за казал мне автореферат по нашим трудам».
Из отчета о той конференции в Англии Семенов уз нал, что его цепная теория получила новые веские под тверждения в работе молодого доктора Хиншельвуда из Оксфордского университета. Пройдет почти три десятка лет. Англичанин разделит с ним Нобелевскую премию, и в своей нобелевской лекции в зале Высшей техниче ской школы в Стокгольме Семенов после получения пре мии скажет: «В создании этих работ, особенно в период становления новых идей, большую роль играли плодот ворные научные дискуссии и дружественное соревнова ние с зарубежными учеными... Мы на своем опыте мог ли убедиться, что лишь объединенными усилиями уче ных разных стран создаются условия для действительно успешного продвижения науки вперед».
Старый друг и коллега Семенова Яков Ильич Френ кель еще в 1931 году писал из Америки (он был там в командировке): «...передай Коле Семенову, что Линд просил ему кланяться и присылать оттиски его работ. Колька пользуется большой популярностью среди аме риканских химиков...» С годами эта популярность от-
шодь не угасла. Со всех концов мира приходят изо дня в день письма Семенову, множество писем на различных языках, с марками разных стран.
...Обычная повседневная почта ученого. Приглаше ния на конференции и симпозиумы («Мы надеемся об судить с Вамп наши работы»,— пишет профессор Джи из Манчестера), просьбы прислать оттиски статей и просьбы прочесть оттиски статей («Мы были бы благо дарны, если бы Вы сообщили свои замечания»,— пишут из Калифорнии)...
Когда-то молодой Семенов посвятил свою книгу шведскому химику Аррениусу и голландскому химику Вант Гоффу — своим «великим заочным учителям». Те перь он получает признание английского химика Дейнтона: «Я очень давно стал поклонником Ваших работ — с тех пор, как студентом был премирован Вашей книгой по цепным реакциям, изданной в Оксфорде...» — и про фессор, под влиянием идей Семенова ныне сам написав ший книгу по цепным реакциям, посылает ее своему «за очному учителю» в доказательство уважения и любви.
«Ваша книга переведена моими коллегами и мною,— сообщает профессор Иван из Токийского университе та,— очень рад известить Вас, что японское издание выглядит лучше, чем английское и американское...»
Зал нового здания химического факультета Агра кол леджа, одного из старейших в Индин, предполагается украсить портретами наиболее выдающихся химиков мира — профессор Шривастава просит академика Семе нова прислать свой портрет. Такая же просьба о порт рете— для «Стены Славы» (Wall of Fame) химического факультета Технологического института в Хайфе.
Письмо на бланке крупнейшего ныо-йоркского изда тельства «Мак Гроу Хилл компани». При выпуске эн циклопедии «Наука и промышленность» издательство намерено посвятить один из томов научным биографиям
3 |
Лсп Копим |
33 |
четырехсот наиболее выдающихся современных ученых и надеется, что уважаемый профессор Семенов не отка жется сообщить некоторые сведения о себе...
Первый советский и третий — после Мечникова и Павлова — русский ученый, отмеченный Нобелевской премией, Семёнов получал ее в Стокгольме в 1956 году. «За его работы в области изучения механизма химиче ских реакций»,— было сказано в решении Нобелевского комитета. Лаврами венчают на финишах, не на стартах, и поэтому мало кто вспомнил, с чего ученый начал эти свои работы. Если бы премии выдавали на стартах, Семенов по меньшей мере был бы дважды нобелевский лауреат, даже если не считать дипломной работы, когда он долго мучился с темой, которая принесла нобелев ские лавры Джемсу Франку и Г. Герцу (в 1926 году). Ведь вскоре вместе с другом своим Капицей и Юлием Харитоном он попытался наладить работу, которая привела к славе обогнавшего их Отто Штерна (Нобе левская премия по физике 1943 года). И наконец — его собственный путь. Он оказался длинен, но и у дальнего плавания есть начало — студенческая работа у профес сора Иоффе в лаборатории Политехнического института «О столкновении электронов с молекулами» (Петро град, 1916 год).
ЗАКОНЫ ГОРЕНИЯ
Постоянную страсть пронес Семенов через всю свою жизнь — интерес к огню. Он не гас с той поры, когда его гостьям-гимназисткам поцарапало малость носы.
Сама идея цепной теории родилась в связи с тем, что он давно размышлял над природой огня. К тому времени, как он столкнулся с «холодным» огнем фосфо ра, в голове у него составилась уже теория самовоспла менения, или теплового взрыва. Она нуждалась лишь
34
в подтверждающих опытах, и они не заставили себя ждать.
Много лет, параллельно с ценными реакциями, Семе нов и его ученики занимались теорией горения. Наряду с «холодным» огнем — обыкновенным, горячим. Как возникает пламя, как и с какой скоростью оно распро страняется, как горят взрывчатые вещества, что такое детонация, как происходит сгорание в ракетной ка мере — на все эти вопросы дала ответы школа Семе нова, создавая современную науку об огне.
С древних времен огонь служит людям. Зверь боится огня. Дикарь боялся его и поклонялся ему. Обыватель пользуется им, но с опаской: со стихией не шутят.
А ученый сумел рассмотреть за кажущейся хаотич ностью, порывистостью, непокорностью, переменчиво стью законы строгие и непреложные, которые правят стихией. И однажды, к слову пришлось, отозвался о ней фамильярно: старик огонь. «Быть может, старик огонь дал нам все, что мог,— спросил однажды ученый,— и не к чему ломать голову над его загадкой?..»
Когда человеку за семьдесят, его не назовешь моло дым. А вот так это будет, пожалуй, точно: Старик
Огонь.
...На высоком берегу Москвы-реки в районе Ленин ских гор расположены бок о бок два известных всему научному миру института: Химической физики и Физи
ческих проблем.
Не очень давно директор Института физических проблем академик Капица преподнес директору Инсти тута химической физики академику Семенову картину, на которой изображены они оба, какими были много лет назад,— копию с портрета, написанного Кустодиевым в 1921 году в Петрограде. «Портрет хорошо сохранился,— на оборотной его стороне написал Капица,— а мы здо рово постарели. Но в душе мы оба так же молоды и глу пы, как выглядим на портрете».
В ГОРАХ, ПОД ВОДОЙ, В АДУ
П о д этим заголовком одна французская газета в на чале тридцатых годов напечатала сообщение из Ленин града; речь шла об экспедициях советского профессорафизика Вериго. Все, что касается ада, осталось на со вести журналиста. Профессор рассказал ему, что по мимо гор и морских глубин ставил свои опыты «еп fer»—в железе. Журналист же написал «а enter» — в аду. По-видимому, его прельстила возможность поиграть словами. В аду профессор все-таки не был.
1
Из экспедиций Александр Вериго возвращался с добычей — с записными книжками, полными цифр. Дневников он не вел. Но порой любил вспоминать, как добывал эти цифры:
37
На леднике (1928 год)
...Электрометр я установил на поверхности ледника. Толща льда поглощает гамма-лучи, идущие от горного массива. Они могли бы спутать картину. Убедившись, что прибор в исправности, произвожу отсчеты каждый час.
Тридцать отсчетов — тридцать часов. Эти измерения позволят установить, колеблется ли космическое излу чение на протяжении суток.
От палатки к прибору путь идет но крутому склону. К ночи склон, подтаявший было на дневном ярком солн це, обледенел. Приходится добираться ползком, валенки без шипов скользят, и, прежде чем доползешь до при бора, не одни раз сорвешься. Чтобы не слишком далеко укатиться, делаешь энергичные резкие движения — и тут же чувствуешь разреженный воздух. Необходимо передохнуть, если хочешь избавиться от неприятных ощущений.
Панорама чудесная. Лежи и любуйся. Звезды. Луна. На севере двугорбая макушка Эльбруса, белая, как са хар. Внизу, с востока на запад, тянется скалистый хре бет.
Ночь н день снимаю показания электрометра, а на утро третьего дня пускаемся в путь к восточной верши не. Ступать приходится осторожно, прощупывая палкой каждый шаг. Нередко трещины присыпаны снегом, он проваливается под ногой — тогда выручает другая нога и палка.
От Приюта Пастухова (4900 метров над уровнем моря) склон круто спускается, это место обычно обхо дят. Если столкнуть вниз камень, он в минуту пробе гает километра два. Эти наблюдения располагают к осторожности, так как наглядно убеждают, какая судьба ожидает тело, лишившееся опоры на крутом склоне.
38
В тумане (1929 год)
...Со мной отправились геолог и девушка, которой очень хотелось побывать на вершине. Говорили, что туда не взбиралась еще ни одна женщина.
Я думал повторить прошлогодний маршрут, но по пытка не удалась. Увязли в глубоком снегу. Решили пробиваться «в лоб», прямо к вершине. Иного выхода не было. Прошли довольно много и обнаружили, что у нас нет компаса.
Накануне я уже пробовал добраться до вершины, но безуспешно. Пришлось вернуться из-за сильного ветра. Подъем на Эльбрус не простая прогулка, а ведь я еще нес тяжелый прибор. Словом, утром, чтобы хоть немного
облегчить рюкзак, я оставил свой |
комнас |
в лагере, в |
||
надежде — как теперь оказалось, |
в |
напрасной |
надеж |
|
де — на спутников... |
с камня |
на |
камень, |
|
Приходилось то перескакивать |
||||
то карабкаться по склонам, то почти ползти по глубоко му снегу. Я двигался с короткими передышками через каждые двадцать шагов. Спутники постепенно отстали.
Между тем на вершину — а следовательно, и на нас — начали набегать облачка. Все вокруг погружалось в холодный густой туман, солнце проглядывало реже и реже, подул ветер, посыпал град. В рукава, за пояс, за ворот набивался мокрый снег, град больно хлестал по лицу. Хотя вершина была достигнута, об измерениях нечего было и думать.
Я стал спускаться и совсем недалеко встретил своих спутников. Они стремились во что бы то ни стало дойти до цели. Я направил их по своим следам, а сам остался передохнуть.
Справа от меня два больших темных предмета бы стро летали по воздуху на высоте человеческого роста. То вправо, то влево, то летели прямо на меня, и тогда невольно хотелось нагнуться. Но вдруг они стали уда
39
