Файл: История России в свете цивилизационного подхода Учебное пособие.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 26.04.2024
Просмотров: 74
Скачиваний: 0
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
103
Абсолютной же харизмой удалось овладеть И.В. Сталину, особенно после второй мировой войны, когда и Великая Победа, и превращение СССР в мировую державу прежде всего связывались в сознании миллионов людей с его” .
После смерти Сталина личная власть генерального секретаря ЦК КПСС превратилась из харизматической в традиционную, се абсолютность стала само собой разумеющимся делом. Примечательно в связи с этим признание последнего “генсека” М.С.Горбачева, но которому он накануне “перестройки” обладал полнотой власти, сравнимой с деспотической властью абсолютного монарха.
Завершая рассмотрение этого вопроса, мы можем сделать обоснованный вывод: социалистическая модернизация России (СССР) носила в основном фундаметалистский характер, что предполагало прежде всего поиск и использование новых форм усиления традиционных для многовековой истории нашей страны стереотипов организации основных сфер общественной жизни. С точки зрения цивилизационного подхода, главной причиной тому явилось сохранение огромных естественно-географических, геополитических и
104
геокультурных ресурсов именно для такого варианта выхода из общенационального кризиса начала XX века. Во многом поэтому многие отечественные и зарубежные исследователи по праву называют тоталитарно-социалистическую модернизацию России “контрреформацией”. т.е. историческим феноменом реставрации российской цивилизацнопнпй самобытности (Папарин Л.С.).
Истощение внутренних ресурсов фундаменталистской модернизации во 2-ой половине XX века как фактор кризиса социализма.
Проблема перспектив модернизации российского общества, начавшейся в конце 80-х годов XX века, на наш взгляд, опять-таки напрямую связана с объективным соотношением фундаменталистских и либерально-демократических социальных ресурсов выхода из общенационального кризиса и обеспечения динамичного прогресса, возвращением России статуса влиятельной мировой державы. Фуидаменталистская и либерально-демократическая альтернативы дальнейшего развития нашли отражение и в политико-идеологическом расколе нашего общества, представленном “ранними полюсами - леворадикальнои, социал-реваншистской оппозицией (КПРФ и К°), доминирующей в Государственной Думе, и либеральными демократами (“Паш Дом Россия”, “Выбор России”, “Яблоко” и т.д.), которые доминируют в структурах исполнительной власти и средствах массовой информации.
Наш тезис, который мы постараемся обосновать, сводится к тому, что важнейшей чертой нынешней модернизации России, отличающей ее от всех предыдущих, является предельное истощение всего комплекса объективных предпосылок как внутренних, так и внешних для воспроизводства цивилизационной самобытности нашего общества в ранее указанных сферах его организации. Иными словами, мы имеем дело с уникальным для нашей истории событием - модернизацией, в ходе которой происходят динамичная и драматичная смена цивилизационного типа развития России. Объективно это означает неприемлемость и утопичность попыток выйти из системного кризиса (системный, т.е. охватывающий все элементы общественной системы) на основе обновления, реставрации фундаментализма.
В сфере экономической к 60-м годам явно обнаружились пределы естественных и человеческих ресурсов для наращивания промышленного и сельскохозяйственного производства для “неуклонного повышения уровня жизни советских людей” при господстве экстенсивного типа развития в условиях командно-административной системы управления народным хозяйством. “Могла ли наша экономика бесконечно расти, сохраняя структуру
105
практически неизменной? - справедливо задается вопросом экономист В.Даннлов-Данильян. - Конечно, возникали новые производства - точное приборостроение, электроника, ракетостроение, атомная -энергетика, - но эго не вызывало сколько-нибудь радикальных структурных изменений. Соотношения между секторами почти не менялись, новые производства не играли структурообразующей роли. Хозяйство требовало все тех же ресурсов, что и раньше, в тех же соотношениях, но в больших количествах, ибо оно росло. По ресурсы каждого конкретного вида ограничены. Это и ставит границы экстенсивного роста”.
Явные признаки стогнации экономического рост по указанным причинам появились уже в послевоенное время. Огромные объемы капиталовложений конца 40-х - начала 50-х тт., составившие 22% от национального дохода, привели к строительству все новых и новых индустриальных объектов, которые уже было невозможно обеспечить достаточными материалами и людскими ресурсами, квалифицированными инженерно-техническими и управленческими кадрами .
В еще большей степени кризис экстенсивного типа развития ощущался в сфере сельского хозяйства. Там, как и в промышленности, произошел разрыв между трудом и средствами производства. Усиление административно-бюрократических методов хозяйствования привело к подрыву заинтересованности колхозников в общественном хозяйстве, к безразличному отношению к земле, к труду, к массовому оттоку сельского населения в город. Освоение целинных и залежных земель (конец 50-х гг.), усиленные капиталовложения, поставки техники и удобрений не приносили желаемого успеха. Так, если с 1970 по 1980 гг. все сельскохозяйственные производственные фонды возросли на 239%, то валовая продукция этого сектора экономики увеличилась по самым оптимистическим подсчетам лишь на 10% .
С 60-х гг. впервые за всю историю России начались “временные” закупки за границей зерна и продовольствия, которые к началу 80-х гг. обеспечивали основную часть внутреннего потребительского спроса.
Далеким от реальности оказался и широко распространенный официальный постулат о неоспоримых преимуществах социализма в деле развития науки и техники. Фактически это признавалось даже советской статистикой. Прирост выработки, т.е. производительности труда, шел в США не столько за счет фондовооружениости (как это было в СССР), сколько за счет технического прогресса, на долю которою в 1950-1970 гг. приходилось свыше 62% прироста общей выработки. Примерно таким же был этот показатель во
106
Франции; в Японии он составлял 52,2%, в ФРГ - 50,7%. В СССР соответствующие показатели были значительно ниже. Все это, вместе взятое, принесло к стагнации и затем к снижению эффективности общественного производства: если в 60-е годы она росла, то в 1971-1974 гг. оставалась на месте, а с 1975 года началось необратимое снижение .
Необратимые кризисные явления поразили и социальную сферу. Десятилетиями продолжавшееся господство командно-административных методов управления страной и экстенсивного тина хозяйственного развития привели к формированию огромного слоя чиновничества. Так, во второй половине 70-х гг. численность административного аппарата увеличивалась в среднем на 300-500 тыс. человек ежегодно. В 1987 году она превысила 18 миллионов человек, т.е. практически один руководитель приходился на 6 человек, занятых а народном хозяйстве. По оценке отечественного исследователя Н. Выдорова, “в правах хозяина всех основных форм общественной собственности прочно закрепились не производитель, а администратор, не трудовые коллективы, а ведомства”.
. Такое положение привело к двум весьма негативным последствиям. Во-первых, за социалистическим тружеником оставался лишь статус наемного работника, минимально заинтересованного в результатах своего труда. Во-вторых, господствующая бюрократия, получившая все блага от власти, беспрепятственно культивировала так называемый “остаточный” принцип распределения, когда на нужды социально-культурной сферы выделялись средства, не израсходованные на увеличение производства. Отсюда хроническая необеспеченность жильем, медицинскими учреждениями, современными товарами культурно-бытового назначения. К началу 80-х гг.
СССР оказался на 35 месте в мире по продолжительности жизни. Почти 50 стран имели более низкую детскую смертность.
Интенсивно начал разрушаться и принцип уравнительной социальной справедливости, который якобы должен был гарантироваться заботливым социалистическим государством. Господство уравнительных тенденций сменилось доминированием тенденции фактической социальной дифференциации. Последняя осуществлялась и в рамках истеблишмента (чем выше пост, тем больше привилегии), и нелегально. Первый вариант подробно и убедительно описан и упомянутой книге Вселенского “Номенклатура”, где приведено множество документально-статистических данных о многообразных
107
способах увеличения нетрудовых доходов и привилегий партийно-государственной бюрократии. “В годы “застоя”, - констатирует Б. Пастухов
- окончательно формируется облик советской номенклатуры. Должность откровенно рассматривается как возможность пользоваться частью государственной собственности... Таким образом, в стране постепенно устанавливались опосредованно буржуазные отношения”. Позволим здесь не согласиться с цитированным автором, так как буржуазные отношения, как правило, предполагают использование частной собственности в целях ее приумножения. В нашем случае мы имеем дело с другим мотивом, а именно
- прямым или скрытым присвоением и расхищением.
Другой путь материальной и статусной дифференциации “монолитного единства” представлен каналами “теневой” экономики, масштабы которой ” началу 80-х годов стали весьма впечатляющими. После легализации “частной инициативы” в ноябре 1986 г. частный капитал смог выплеснуть для “отмывания” около 90 млрд. рублен, “накопленных” за период социалистической непримиримой борьбы с нетрудовыми доходами.
Таким образом, тоталитарно-социалистическая модель социальных отношений к началу 80-х тт. пришла в кризисное состояние и начала перерождаться в нечто совершенно непохожее на цивилизационный российский фундаментализм.
По мере деградации командно-администратинной системы в экономической сфере, обострения кризиса фундамепталистской модели социальных отношений теряла свою былую эффективность и авторитарная политическая организация общества, объект политической власти - простые граждане - становился все более неуправляемым, а последствия этой неуправляемости - все более неожиданными и неприятными для власти. Оказалось, выражаясь словами В.И. Ленина, что машина едет не туда, куда ее направляют; едет совсем не так, а часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины. Подверглись серьезной эрозии две главных подпорки, по сути, деспотического режима - страх перед массовыми репрессиями и вера общества в его способность не только обеспечить построение “светлого коммунистического будущего”, но и в возможность решать обостряющиеся текущие социальные проблемы. “Все это вело к разложению и неизбежной гибели Коррупция пробрела значительные масштабы, государственная бюрократа” смыкалась с мафиозными группировками. Среди интеллигенции вызревали зерна протеста”.
108
Немало способствовало политико-идеологическому кризису социалистического фундаментализма вырождение, деградация партийно-государственной элиты. В народе распространился афоризм: “Культ личности превратился в культ без личности”. “Физически немощные, увешанные всевозможными наградами фигуры руководителя страны Л.И. Брежнева и его “бессмертного” Политбюро как бы персонифицировали в себе разложение существующего политического режима. Очевидным все это было не только для миллионов рядовых граждан, но и для части руководства КПСС и Советского государства. Даже по их свидетельствам, “душность” атмосферы в стране достигла предела”, - так описывают последние годы тоталитаризма авторы книги “XX век: выбор моделей общественного развития”. Своеобразным девизом общества середины 80-х гг. стало известное изрече- . ние “Так жить нельзя!”.
Вместе с тем необходимо отметить, что массовой и организованной оппозиции режиму в стране не сложилось. “В начале “перестройки”, - отмечается в связи с этим в исследовании “Легитимность и легитимация власти в России”. - советское общество в большинстве своем еще не было готово к серьезным и системным изменениям. М. Горбачев столкнулся не только с сопротивлением части консервативного аппарата, но и с инертностью массовою сознания в целом. Поэтому были предприняты усилия при помощи средств массовой информации, которые получили пусть и 01-раниченную “сверху” свободу критиковать существующие реалии, “расшевелить общество” . Дело в том, что разложившаяся фундаменталистская социальная система спасалась от экономического краха и “революционной ситуации” благодаря все тому же обилию природных ресурсов и росту мировых цен на энергоносители, что позволяло обеспечивать довольно сносную жизнь большинству граждан за счет масштабного импорта продовольствия и товаров. Однако харизматическая и традиционная легитимность тоталитарного режима, характерная для политической истории России, к началу 80-х гг. была в основном размыта. Поэтому горбачевская политика “гласности” породила лавинообразное разрушение внешних и внутренних идеологических “шлюзов”, обеспечив массовую поддержку действиям реформаторов.
IV. ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ СТАГНАЦИИ И КРИЗИСА ТОТАЛИТАРНО-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА
