Файл: Гвелесиани, С. И. Жизнь в науке штрихи к портретам.pdf

спериментировать вблизи абсолютного нуля над любы­ ми веществами».

Изучение жидкого гелия приносило ученым все но­ вые и новые сюрпризы. Впрочем, экспериментировать с жидким гелием не очень-то легко. Он бесцветен и про­ зрачен. Человек неопытный может смотреть на дюар с жидким гелием и уверять, что в нем ничего нет, что в нем пустота.

Еще Каммерлинг Оннес выяснил одно очень важное обстоятельство. В какой-то определенной температур­ ной точке физические свойства жидкого гелия изменя­ ются столь неожиданным и непостижимым образом, что впору говорить о «новом веществе». Это «новое вещест­ во» назвали гелием-П, чтобы отличить его от собрата, той жидкости, которая первой была получена учеными и теперь, соответственно, именовалась гелием-1.

Необыкновенной вещью оказался гелий-11! Вязкость его в десять тысяч раз меньше вязкости гелия-1. Он ве­ дет себя так, как никакое другое вещество. Он проника­ ет в любую щель, пусть даже она едва достигает одной десятитысячной миллиметра. Наблюдая за ним через катетометр, физик видит, как гелий-11 «вползает» в прибор, постепенно заполняет его. Академик Капица назвал это свойство гелия-11 явлением сверхтекучести.

Удивительно ли, что гелий-П привлек пристальное внимание не только экспериментаторов, но и теорети­ ков? Академик Лев Давидович Ландау предложил те­ орию, согласно которой гелий-П—это смесь двух жид­ костей, сверхтекучей и нормальной... Смелая теория! Не физикам, пожалуй, трудно поверить в то, что такое возможно. Ну, а физики? И среди них не было согла­ сия. У неприемлющих эту теорию был веский аргумент: теории надо доказывать. Только в этом случае возво­ дятся они в ранг научной истины!

97

7. С. Гвелесиани

Тогда и начинает Андроникашвили свои, принесшие ему мировую известность, эксперименты. Серию экс­ периментов.

В ту лабораторию Московского института физиче­ ских проблем, где ставил свои опыты Андроникашвили, Ландау заходил чуть ли не каждый день, — благо сам он работал почти рядом. Вглядывался в дюар, где тон­ чайшие металлические диски колебались по воле экс­ периментатора, вовлекая в свое движение тонкие слои жидкости, прозрачной, почти неразличимой на фоне прозрачного же лабораторного стекла, парировал ос­ троты сотрудников и убегал, чтобы вскоре вновь по­ явиться у этого стола, у этого прибора. Он лучше всех помнил: теории надо доказывать. А судьба этой его тео­ рии решилась и здесь, в комнате с лимонно-желтыми стенами, с синими, красными, голубыми трубами техни­ ческих коммуникаций, приборами, свидетельствовавши­ ми: «здесь работают».

...Так продолжалось пять месяцев. Наконец на сто пятьдесят первый день остроумно задуманный и с идеальной точностью выполнявшийся экспермент увен­ чался успехом. Теперь он известен в науке как «эффект Андроникашвили». Этот эксперимент нельзя описать подробно, не навалив на читателя такого количества специальных терминов, которые он вправе будет счесть злоупотреблением словом. Поэтому лучше прямо ска­ зать о выводах, к которым пришел Андроникашвили. Да. действительно, гелий-П состоит из двух жидко­ стей—«нормальной» (иначе—«классической») и «сверх­ текучей» (иначе — «квантовой»). Экспериментаторус­ тановил: если вы погрузите в гелий-П движущееся твердое тело и заставите его колебаться, «нормальная» жидкость будет участвовать в его движении, а сверхте­ кучая — нет; количество каждого из компонентов здесь

9?

ить» их нельзя.

Еще не так давно на вопрос, который так любят за­ давать журналисты: «А какое это имеет практическое значение?», отвечали так: «Пока никакого. Так же, как не имел никакого практического значения тот опыт Эр­ неста Резерфорда, в котором он, бомбардируя азот аль­ фа-частицами, превращал его в кислород или водород. До самой своей смерти Резерфорд твердо был уверен в

ликолепно кандидатскую диссертацию на тему: «Иссле­ дование упругопластических свойств вращающегося гелия-11». Понятно, что всё «низкотемпературное» об­ ладает исключительным правом на его внимание. Свой рассказ он начал с того, как в 1957 году Андроникашвили с группой своих сотрудников выехал в Москву на совещание по физике низких температур.

— Повезли мы туда, — говорит Цакадзе, — первые результаты опытов с вращающимся гелием. Были эти опыты непосредственным продолжением тех, за кото­

99

рые Элевтер Луарсабович получил в свое время Госу­ дарственную премию. И что вы думаете? Узнаем... Дол­ жен выступить Холл, англичанин, видный эксперимен­ татор и теоретик в этой области, с докладом на тему...

— тут Цакадзе сделал паузу, чтобы тем вернее пора­ зить меня... — с докладом «Эксперимент Андроника­ швили во вращающемся гелии-II»!

Что же, по-вашему, происходит дальше? Происходит следующее. Очень любопытная вещь. Результаты, к ко­ торым пришли наш Андроникашвили и англичанин, в основном, сходны. Но выводы! Выводы абсолютно про­ тивоположны. Вы разбираетесь в физике? Не очень? Ну, ничего, я скажу просто. Холл полагал, что найденные эффекты (то есть уменьшение и увеличение периода ко­ лебаний с ростом скорости вращения) вызваны движе­ нием жидкости в противофазе относительно диска. По­ нятно? Не очень? Ну, ничего, я повторю еще раз, мед­ ленно. Теперь понятно?.. Ну, вот... А наше мнение, что эти эффекты обязаны своим происхождением упругим свойствам вихревых нитей. Холл и Андроникашвили за­ щищали каждый свое. Вы никогда не видели, как вы­ ступает Андроникашвили? Ни разу не слушали? Нет. я не буду рассказывать. Потому, что это передать невоз­ можно. Интересно — раз. Остроумно — два. Очень, очень темпераментно — три. В общем, очень, очень сто­ ит послушать. Журналисту даже необходимо.

— Вы не раз слушали его брата? Ираклия Андро­ никова? — Цакадзе призадумался. —Да, но у Ираклия не бывает оппонентов. Он говорит, и никто ему не воз­ ражает. А Холл возражал, решительно возражал... Но истина была за нами. Конечно, и Холл от своих взгля­ дов не отказался... — Цакадзе опять выдержал эффект­ ную паузу. — Но когда Элевтера Луарсабовича при­ гласили в Англию читать лекции, он встретился там с

100

Давно вы занимаетесь жидким гелием?

— С тех пор, как прочитал вашу статью. Я ее прочи­ тал и решил: нет, это мог написать только сумасшедший, но если он сумасшедший, то Капица и Ландау, они-то читали его работу, они же не сумасшедшие, — добавил, смеясь, Фейнман. — И знаете, что-то засело во мне с тех пор.

Фейнман имел в виду тот эксперимент Андроникашвили, в котором было доказано, что гелий-П состоит из смеси нормальной и сверхтекучей жидкостей.

Именно тогда скрестились их научные пути — в пер­ вый, но в последний раз.

Один из последовавших за этим экспериментов Андроникашвили провел с жидким гелием, уже не коле­ бавшимся, а вращавшимся в прозрачном стакане.

Выводы, к которым пришел Андроникашвили, так сильно противоречили общепринятым, что научный жур­ нал, в который он послал статью, излагавшую его взгляды по этому поводу, решил пригладить формули­ ровки.

Надо ли говорить о том, что Андроникашвили упор­ но боролся за свое мнение, за то, чтобы журнал напе­ чатал то, что было, его глубоким убеждением экспери­ ментатора, ставившего себе целью узнать истину и не слишком беспокоившегося о том, подойдет ли она к той или иной теории. Дело экспериментатора — открыть новое, а теоретиков — осмысливать это новое, а не при­ спосабливать факт к привычным, ставшим удобными, представлениям.

В разгар этих споров Фейнман опубликовал свое пояснение «спорного» эксперимента. Правота Андрони­ кашвили была доказана и «со стороны».

Эксперименты продолжались, обогащая физику низ­ ких температур. Они продолжаются по сей день,

юг

ны-«жертвы» влились в последующие ядра урана и так без конца, покуда есть куда вторгаться и что разру­ шать (или созидать?)... Так и сама физика вторгается неотвратимо в одну пауку за другой, разрушая привыч­ ные представления, заставляя менять методы, средства и объекты исследования. Да, физика в наступлении. Но, в отличие от других завоевателей, ее вторжение — не разрушение, а созидание, не разгром, а обогащение. И если физика — абсолютный монарх, то такой, о кото­ ром когда-то мечтали просвященные философы. Впро­ чем, один из них как-то сказал, что каждому властите­ лю для своего собственного спокойствия надо иметь хотя бы одного непокорного подданного. Что же, физи­ ке есть что покорять — это мир незнаемого. Он огромен. И поэтому, очевидно, люди—яркие, талантливые, ищу­ щие — продолжают идти в физику.

КОСМИЧЕСКИЕ ЛУЧИ

Вскоре после войны, в 1948 году, здание Тбилисско­ го университета обходил человек. Походка его говорила о том, что человек энергичен, целеустремлен и жаждет действий. Распахнута дверь физической лаборатории. Взглядом, цепким и проницательным, охвачена вся картина — парни, ползающие по полу, прибор, который они мастерят, жалкое оборудование. Парни — их трое— вскакивают на ноги. Они никогда его раньше не видели, но знали: он приехал, и возлагали на него надежды, которым, к счастью, нередко суждено и сбываться. Че­ ловек представился:

—Андроникашвили. Что делаете?

—Осциллограф.

—Осциллографы надо покупать, а не делать. Для чего он вам?

104