ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 26.04.2024
Просмотров: 481
Скачиваний: 0
СОДЕРЖАНИЕ
Определение философии. Философия и мировоззрение
Полисемия концепта «наука» и многообразие его определений.
по дисциплине «История и философия науки»
Определение ключевых эпистемологических категорий
Типология знания. Эпистемологическая специфика науки
Онтология бытия и онтология реальности
Что такое сознания и как оно существует?
ГОУ ВПО «ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ И НАУКИ
Альтернативы реальности: множественные и возможные миры
ГОУ ВПО «ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Доклассическая наука: античность
Доклассическая наука: Средневековье
Рождение классической науки (вторая половина XVI –XVII вв.)
Эволюция классической науки (XVIII – конец XIX вв.)
Рост научного знания и концепт «научная революция»
Причины и типология научных революций
Изменение научной картины мира в результате научных революций
Когда ко всем признакам терминов мы добавляет предикат «уни- версальный», а экстенсионал не может иметь большего охвата – получаем категорию. Наибольший экстенсионал, пожалуй, у категории «объект». Категории или невозможно обобщить, или такая операция не уместна. Они отражают не только роды, но и части сущего, наиболее существенные связи физического и ментального, претендуют на эпистемическую значимость во всех мирах. Категории не имеют, по словам У. Куайна, онтологической детерминированности, они способны выступать в качестве «полных ком- плексов ощущений» (Б. Рассел). Категория характеризуется не только предельным объемом, но и максимальным содержанием (например, «объ- ективная реальность»). Категории делят на фактические и логические. Есть категории, не входящие в эти два класса. Например, категории религио- ведения. «Священное», «сверхъестественное», «нирвана», «бессмертие», «реинкарнация» имеют все признаки категорий, область их общего значения и предельная эпистемическую значимость не вызывают сомнений.
Начиная с Аристотеля, роль категорий играли преимущественно онто- логические понятия. Они выполняли и гносеологические функции. Благодаря И. Канту, категории начинают трактоваться как априорные формы, на смену перечислению приходит их типология, появляются модальные категории. Генетические связи между категориями глубоко исследованы Г. Гегелем, а затем на основе материализма – в марксистской философии. С конца XIX в. к категориям стали относить понятия конкретных наук, имеющие значительный объем и содержание, достаточные для максимально полного отражения некоторого сегмента реальности и специфики его познания. Сейчас каждая наука имеет свою систему категорий, отражающих в концентрированном виде свойства и отношения некоторой области познаваемой реальности. Философские категории, будучи фундаментальными понятиями, уступают в «прозрачности» естественнонаучным и не подчиняются принципам Карнапа. Они, с точки зрения позитивистов, лишь «изображают понятия» (словосочетание И. Канта). Однако их познавательный потенциал значителен, на уровне универсальных гипотетических формулировок они определяют максимумы содержания, присутствуя в различных картинах мира. Они, «благодаря своей всеобщности, способствуют генерализации и универсализации знания, которые характерны для перехода от теории к высшей форме систематизации теоретического знания – научной картине мира»1. По объему, социальной и экзистенциальной «плотности», культурной ценности метафизические категории превосходят своих естественнонаучных «коллег».
В философии науки имело место несколько подходов к философским категориям. Первый (неопозитивистский) заключался в их игнорировании, объявлении персонами нон-грата на территории науки. Такой подход есть своего рода нарушением эпистемологической субординации. В рамках вто- рого, предлагалось заключить эти категории в «резервацию» социально-гу- манитарных дисциплин. Третий подход декларирует эпистемологическое равноправие категориальных аппаратов любых областей знания (крайний вариант – позиция П. Фейерабенда). Четвертый предполагает мягкую демаркацию на основе признания дополнительности философских и науч- ных; фактических, логических и метафизических категорий. В этом случае уместен конвенционализм, познавательный прагматизм, допущение истин- ностного нейтралитета смысловых единиц. Необходимо подчеркнуть, что речь идет о категориальных аппаратах тех областей знания, в которых: 1) может иметь место неясность и неточность, но нет доминирования мно- гозначности; 2) присутствует контролируемый процесс переформатирования смысловых рядов, но не хаотичные и произвольные содержательные разрывы и семантические спекуляции; 3) сведен к минимуму синтез понятий из разных универсумов; 4) понятия и термины вводятся последовательно и связаны с четко декларируемой целью рассуждения; 5) цифры в двух и многоместных понятиях не играют решающей роли в дальнейших
рассуждениях (вспомним, сколько «точек невозврата», «оболочек разума», «измерений сознания» обнаруживается в околонаучных «откровениях»).
Несколько слов по первому пункту. Еще Д. Юм писал: «Главным пре- пятствием для наших успехов в моральных или метафизических науках является темнота идей и двусмысленность терминов»2. Закон тождества строг: допущение полисемии в рассуждении – ошибка. Различение рефе- рентов многозначных терминов – необходимость. Э. Эванс-Причард, кри- тикуя своего коллегу Э. Тайлора, обоснованно задается вопросом: «Была ли, например, моногамия у веддов на Цейлоне и «моногамия» в Западной Европе явлением одного и того же порядка и эквивалентен ли «монотеизм» в исламе «монотеизму» пигмеев?»1. В гуманитарных исследованиях интенсиональная многозначность – не редкость. Ф. Анкерсмит, например, считает, что нет общезначимого «эллинизма». Эллинизмов, столько, сколько создано исторических нарративов. Такой субъективизм и понятийный релятивизм вряд ли уместен в научных исследованиях.
Слово (словосочетание), означающее объект (класс объектов), можно называть «термином», «категорией», «именем», «концептом», «нарративной субстанцией». В любом случае, оно остается исходной формой мышления – понятием. Вне специальных контекстов допустимо считать их синонимами, памятуя, что закон тождества запрещает принимать нетождественные мысли за тождественные и наоборот.
С конца 20-х гг. прошлого века развернулась дискуссия на предмет элиминации теоретических терминов (означают ненаблюдаемые сущности) из экспериментальной науки. Последняя занимается наблюдаемыми объектами, фиксируя их с помощью эмпирических терминов. Начал дис- куссию англичанин Ф. Рамсей. В статье «Теории» (1929) он предложил попробовать «описать теорию просто как язык для обсуждения фактов, которые, как говорят, теория объясняет». Факты – важнейшая часть универсума дискурса, который Рамсей именует «первичной системой», составленной из всех терминов и пропозиций универсума. Термины могут быть репрезентированы посредством чисел. Наличие запаха можно обозна- чить 1, его отсутствие – 0. Но это не совсем удачный подход, если, конечно, первичная система не является вторичной по отношению к другой системе. Используя понятия «аксиома», «теорема», «закон» (для общих выводов),
«следствие» (для частных случаев), опираясь на сложные формализмы, Рамсей проверяет следующие тезисы: 1) на языке теории нельзя сказать нечто такое, чего мы не могли бы сказать без нее; 2) мы не можем посредством эксплицитных определений воспроизвести структуру нашей теории в рамках первичной системы; 3) воспроизведение структуры теории с помощью явных определений есть узаконивание теоретизирования как такового. Отвергая третье утверждение, Рамсей спрашивает: если явные определения не являются необходимыми, каким образом мы должны объяснить функционирование теории без них? Рассуждая об эквива- лентности и противоречивости теорий, он предлагает различать два теоре- тических элемента – содержание (значение) и символическую форму. Наличие одинакового содержания делает теории эквивалентными, в про- тивном случае, они – противоречащие. Теории могут также пересекаться, быть совместимыми. Рамсей подводит к выводу: различение теорий обеспечивается с помощью реалистического языка наблюдения. Если мы не можем эмпирически установить истинность пропозиций, теоретизирование не уместно. Теоретические термины можно заменить логическими конструктами. Заканчивается статья шутливым вопросом: «Существует ли планета размеров и формы чайника?» Ответ Рамсея показателен: имеется три случая, и все они эмпирически нагружены: 1. Опыт покажет, что такой чайник существует. 2. Опыт покажет, что такой чайник не существует.
3. Опыт не покажет ничего.2
Попытка осмысленного установления связи между эмпирическими феноменами без использования понятий, имеющих своим референтом ненаблюдаемые объекты, получила в философии науки название Рамсей- элиминация. У К. Гемпеля она предстала в качестве дилеммы теоретика.
Установление связи между наблюдаемыми сущностями Гемпель име- нует «научной систематизацией» и удивляется тому, что успехи в ней достигнуты не с помощью законов, относящихся непосредственно к наблюдаемому, а «с помощью законов, говорящих о различных гипоте- тических, или теоретических сущностях», которые указывают на предпо- лагаемые события, объекты и свойства. Наука, считает он, начинается с эмпирических обобщений, но затем переходит на уровень построения теории, где появляются магнитные и гравитационные поля, валентность, либидо и сублимации. Использование подобных терминов порождает про- блему: зачем науке обращаться к гипотетическим сущностям, в то время как она заинтересована в установлении предсказательных и объяснительных связей между наблюдаемыми сущностями?
Гемпель иллюстрирует, что систематизацию можно осуществить без привлечения ненаблюдаемых сущностей. Теоретические термины можно заменить определяющим выражением в количественных терминах наблю- дения, либо редуцировать первые ко вторым. В результате имеем дилемму теоретика: «Если термины и принципы теории выполняют свои функции, то они не нужны; а если они не выполняют свои функции, то они тем более не нужны. Но для любой данной теории, ее термины и принципы или выполняют свои функции, или не выполняют их. Следовательно, термины и принципы любой теории не нужны». Гемпель не отрицает эвристической ценности теоретических терминов. На определенном этапе они необходимы в деле стимуляции исследования. Нет убедительных аргументов и в пользу словаря, содержащего исключительно термины наблюдения.
Отказ от теоретических терминов, отмечает Гемпель, может усложнить эмпирические теории. Если фактуальные референты не обнаруживаются, а теоретические термины осмысленны, нет необходимости их элиминировать. Если, резюмирует Гемпель, термины наблюдения нельзя заменить теоретическими формулировками, и дедуктивные связи между предложениями наблюдения не установлены, но теория, пусть и нагруженная гипотетическими сущностями, продолжает обеспечивать адекватные объяснения и предсказания, проблема снимается. В этом случае, дилемма теоретика основана на ложной посылке
1.
В дальнейшем даже сторонники элиминации пришли к выводам: 1) четкой границы между наблюдаемым и ненаблюдаемым нет, объект, ненаблюдаемый сегодня, может изменить свой статус завтра; 2) устранение неэмпирических терминов – громоздкая процедура, имеющая, как это ни
парадоксально, преимущественно теоретический интерес; 3) с помощью этих терминов расширяются и совершенствуются теории, «сшиваются» эмпирические данные; 4) элиминация консервирует научные знания, сужает горизонт поиска, тормозит опережающее постижение мира.
Все это не снимает важности принципа наблюдаемости, необходимости правил соответствия теоретических конструктов эмпирическим значениям. Процедура формулировки этих правил не является законченной. Напомним тривиальную вещь: «Теория считается истинной с высокой степенью вероятности, если установлена эмпирическая истинность многих из ее логически возможных следствий»2. Хотя бы частично конструкты должны иметь эмпирические интерпретации, которые открыты для модификации. Теоретические термины, отмечает Карнап, никогда не могут быть явно определены на основе наблюдаемых терминов, наблюдаемые же термины иногда могут быть определены через теоретические. Нельзя показать электричество, ощутить и изобразить электрон, но их можно описать с помощью теоретических законов, включающих теоретические термины3. Правда, погрузив эти термины в эмпирический контекст, можно дать им операциональные определения, как минимум косвенные. Но и здесь сторонников элиминации ждет разочарование: попытки П. Бриджмена свести термины к комплексу измерительных операций оказались безуспешными, даже если эти термины эмпирические. Не помог и метод введения множества конкурирующих понятий (и, соответственно, разных процедур измерения), используемых для указания на сложный объект.
Принцип наблюдаемости и правила соответствия модернизируются в рамках конструктивного подхода В. С. Степина. Наблюдаемость предпо- лагает индукцию, а конструктивность – ввод исходной гипотетической модели «сверху» по отношению к опыту. Затем в «тело» теории имплемен- тируются абстрактные объекты. В принципе наблюдаемости нет диффе- ренциации идеальных объектов теории, поэтому неясно, какие из них следует считать наблюдаемыми, а какие нет. В требовании же конструктивности осуществляется ввод такого различение (по крайней мере, в первом приближении). Конкретная структура конкретной теории указывает,